Тем временем услужливый помощник ловко обмотал шёлковый шнурок вокруг шеи маклера и стоял за его спиной, легко, но весьма многозначительно придерживая оба конца. Порко, наконец, обрёл способность говорить. Шнурок на шее, ядовитые слова старого нотариуса, глядящего на него без тени улыбки, вызвали в маклере приступ ужаса. С лицом, серо-белым, как бумага, он трясся на стуле, пот ручьями катился по оплывшему жиром лицу.
— Что вам от меня надо и кто вы? — проговорил он тихо.
— Кто мы, сказать нелегко. Впрочем, это не ваше дело. Многие знания умножают скорбь, — продолжал издеваться «нотариус». — А надо от вас сведения. Поэтому я предлагаю вам щедро поделиться ими.
— Что вы хотите знать? — Порко запинался.
— Во-первых, я хочу знать, сколько тебе задолжал Филиппо? — резко спросил Лунардо. — Филиппо Феро. Говори, только честно.
— Две с половиной тысячи дукатов.
— Ого! — Глаза Реформатора расширились от удивления. Он пробормотал: — Вот сукин сын! Куда же он их промотал?
Порко поспешил ответить сам:
— Он говорил про дом в Вероне, который хотел бы выкупить для себя.
— И выкупил?
— Не знаю.
— Словом, ты понял, что меня интересует. Но заранее тебя предупреждаю, что я, в общем, уже все знаю. Если будешь утаивать или плохо отвечать, у нас есть эта чудная удавка, а потом из этого дома я отведу тебя прямо во дворец к сбирам. Они из тебя вытащат, что им нужно, и затем, уморив голодом, заразив болезнями, утопят, с положенными формальностями, за государственную измену, а отцы капуцины отпустят тебе грехи. Если все без утайки расскажешь мне, я про тебя никому не скажу. Понял? Итак, сколько документов передал тебе Филиппо?
— Один...
— Ложь!
— Один, — поспешно заверил маклер. — Частями.
— Почему частями?
— Его отец, сенатор, переписывал их частями. Филиппо передавал их мне частями...
— Дальше! Я хочу знать подробности.
Порко скороговоркой стал рассказывать. Он встречался с Филиппо по ночам, когда сенатор отсутствовал. И таких ночей было довольно много.
— Говори, кому ты передавал документы? Я знаю, что туркам. Говори, кому именно.
Шнур немного затянулся на горле маклера.
— Мехмед Челеби, он — купец.
— Где он живёт? В Венеции?
— Он бывает в Венеции часто, но никогда не живёт подолгу.
— А чем этот Челеби торгует?
— Он привозил из Стамбула дзамбелотти.
— Ого! — воскликнул Лунардо. — Это замечательная восточная ткань из верблюжьей кожи, смешанная с шерстью и шёлком. Отрез такой ткани может стоить несколько тысяч дукатов! Этот Мехмед Челеби, должно быть, очень богатый человек! Значит, бумаги ты передавал ему. И сколько времени он держал бумаги?
— Он был очень точен. И отдавал всё той же ночью. Через несколько часов.
— Он что же, сам всё это читал?
— Не знаю. У него всегда с собой драгоман-переводчик из турок. Он передавал ему, но Челеби сам говорит по-итальянски. Мы брали каждую часть по несколько раз, чтобы переписать...
— И давно ты дружишь с этим Челеби?
— Несколько месяцев...
— Значит, ты им ещё много передавал бумаг. Ты сам-то знаешь, что ты брал у Филиппо? О чём говорится в документе? Только не ври, что не знаешь. А то чего бы интересоваться документом этим туркам!
— «Кизил элма», — коротко проговорил маклер. — Это план.
— План? План чего?
— План военной кампании на Балканах. Подробностей я не знаю.
— Но ведь через твои руки проходили все бумаги!
— Меня это не очень интересовало. К тому же у меня было совсем мало времени. Меня вполне устраивало, что их... османов это интересовало.
— И ты не оставлял себе никаких записей и не делал их?
— Говорю же, синьор, верьте мне. У меня было совсем мало времени. Я сразу после Филиппо встречался с Челеби.
— А где ты встречался с Филиппо?
— В доме на улице у Сан-Поло. Я нанял его специально для встреч.
— А где ты встречался с Челеби?
— Там же, в этом доме.
— Филиппо был знаком с Челеби?
— Нет. Они не знали друг друга.
— Расскажи подробней, как происходила передача бумаг.
— Когда Филиппо приносил бумаги, я просил его подождать в одной комнате и запирал её на ключ. Филиппо там ел, спал, развлекался. Челеби находился в другой комнате, и они друг друга не видели. Уходили они так же, по очереди.