Передохнув, женщины переползли по стене подальше от двора, до того места, где развалины стали ступеньками спускаться вниз. Они спустились и побежали куда глаза глядят, прочь из города. Перед рассветом, ещё во мгле, беглянки вышли на дорогу и побрели по ней вглубь суши, держа как ориентир холм с домами, что высился перед ними. Обошли холм и, найдя полянку, окружённую камнями и жёстким кустарником, смертельно уставшие, повалились на траву, затихли и заснули до восхода солнца.
Проснувшись, когда солнце стало припекать, они решили спуститься обратно на дорогу, каменистую, усеянную большими булыжниками. Они уже почти спустились на неё, как заметили военный отряд, быстрым шагом передвигавшийся по дороге в сторону холма. На солдатах они разглядели короткие кожаные куртки, на некоторых кольчуги. Вооружены они были большими ружьями и кривыми саблями. Елена не могла поверить своим глазам: у солдат на головах болтались кече янычар. Спрятавшись за камнем, она в ужасе слушала знакомую турецкую речь. Служанка тянула её за руку, показывая то на дорогу, то на язык.
— Ты слышишь? — говорила она одними губами. — Ты слышишь?
— Да, — в ужасе прошептала Елена.
Так женщины просидели до темноты. В сумерках они, не решаясь выходить обратно на дорогу, прокрались обратно в город. Они подошли к массивным и пышным воротам города, которые назывались Порта ауреа — Золотые ворота. Но те оказались заперты. Их сторожил караул.
Елена и Хафиза повернули обратно. Они были голодны, продрогли, совершенно растерянны. Можно, конечно, поискать то место в стене, через которое они накануне покинули город, и через него забраться обратно. Но искать в темноте — безумие. Да и зачем забираться ночью в город, полный солдат и патрулей? Они в темноте наткнулись на развалины дома, куда и забрались спать. Елена пыталась что-то придумать. Теперь она свободна. Той свободой, настоящей свободой, к которой совершенно не была привычна и не знала, как ею распорядиться. Она была предоставлена самой себе, и ей было страшно.
Она не испытывала того ужаса, который испытывала Хафиза, вздрагивавшая при любом звуке, оказавшись в совершенно незнакомом и враждебном окружении. Но сейчас перед ними встала серьёзная проблема, и Елена чувствовала полную беспомощность. Она никого не знает в этом городе. Постепенно она, как ей показалось, нашла выход. Елена могла бы рассчитывать здесь на помощь только одного человека, купца Мендереса — брата доктора Еросолино. У него должна быть в городе лавка, её можно найти.
С помощью Мендереса Елена сможет вернуться в монастырь и обратиться к настоятелю за советом и помощью. И вместе с ним решит, что делать с Османом. Однако всё дальнейшее представлялось Елене туманным и смутным. Ясно было только одно — ей и сыну оставаться в этих местах опасно.
С этими мыслями Елена заснула. А когда наступил новый день, она, кое-как приведя себя в порядок, умывшись у колодца в развалинах, увидела, что неподалёку от городских ворот находится небольшой постоялый двор. Она отправила в него Хафизу с несколькими монетами — деньги, хвала Господу, у неё пока были! Хафиза вернулась с лепёшками. Подкрепившись, они вошли в город. Стража у ворот, лишь оглядев женщин с ног до головы, без задержек пропустила их в город, не задавая вопросов. Елена отправилась искать Мендереса.
Сильный удар в грудь отбросил синьора Мендереса вглубь комнаты. Он даже не успел понять, не успел расслышать вопроса, который задал ему страшный незнакомец, представившийся ганзейцем. Хотя, наверное, слышал, но не хотел верить. Вся эта история с мальчишкой, уже давно забытая, благополучная и удачная. Как могло случиться, что она возвращается? Он сразу почувствовал, что дело приобретает новый и, возможно, дурной оборот, когда несколько дней назад у него дома неожиданно появился посыльный из монастыря Святой Параскевы и сообщил, что к ним в монастырь приходила женщина, представившаяся матерью мальчика, Османа, крещённого Ильёй, и мальчик действительно узнал в ней мать. Вот тогда он и почувствовал, что вся эта ожившая история добром не кончится!!! А предчувствия никогда не обманывали его.
А теперь этот ганзеец. Он объявился вчера в конторе, которая находится в том самом месте, которое почти десять лет назад предоставил Мендересу на городской пристани великий Родригес, отстраивавший новый порт и уговоривший его переселиться из Дубровника в Спалато. Ганзеец — молодой голубоглазый блондин небольшого роста и с каменным лицом — на прекрасном немецком языке представился гамбургским купцом по имени Розенберг. Он порывался тут же провести какие-то переговоры, предполагал гнать товар на север, в Ганзу, прямиком через Истрию. Разговор вышел неясный, сумбурный, ганзеец обещал зайти ещё. И вот сегодня зашёл — но не в лавку, а прямо к Мендересу домой, да не один, а с командой смуглых головорезов. И выбрал он тот самый редкий момент, когда в доме кроме него, Мендереса, никого не было — двое слуг и конюх отправились в Солин, а служанка — к сестре и на рынок. Единственный слуга, который должен был открыть входные ворота и пропустить непрошеных гостей внутрь, — где же он? Мендерес этого не знал. Слуга не появился, потому что в этот момент лежал со свёрнутой шеей за бочками в углу двора.