Одабаши несуществующей орта № 102 спросил:
— Как поступить с людьми, нанёсшими оскорбление Повелителю?
— Да будет над ними исполнена справедливость!
Одабаши Рустем, низко склонившись перед своим командиром Кетхюд-йери, поцеловал край его халата, и также низко склонившись перед Мухзыр-агой, пятясь, покинул помещение.
И всё же, когда Рустем ушёл, Мухзыр-ага не удержался, чтобы не расспросить о нём Кетхюд-йери.
— Вы убеждены, что это тот человек, который сумеет выполнить все нами задуманное? — поинтересовался он, всё ещё сомневаясь.
Кетхюд-йери улыбнулся.
— Чем обоснованы ваши сомнения?
— Я не сомневаюсь в его силе и ловкости, а также в умении сражаться. Я не увидел в нём качеств лицедея и сыщика. Он — невыразителен.
Кетхюд-йери крякнул от удовольствия.
— Именно это и есть проявление его лучших лицедейских качеств! Он может быть кем угодно. Посланец Рустем два года жил в Вене у неверных, у императора. Германцы считают его своим. Хотя... хотя, — Кетхюд-йери кашлянул, чтобы не рассказывать об убийстве герцога Ф., руководившего строительными работами противника, а также о ряде других подвигов своего подопечного. — Взят он тринадцати лет от роду из Румелии[106], воспитан у бекташей и предан Аллаху сильнее, чем многие урождённые османы... Немцы знают его по имени Розенберг. А сыщик он... Я ещё не встречал никого, кто добывал бы для нас сведения столь быстро и столь малыми средствами.
Вернувшись к себе, Рустем снял с себя одежду одабаши, переоделся в более подобающий ему, как истинному белюк-баши — старшему офицеру — кафтан зелёного цвета и отправился собирать группу «неотвратимого возмездия».
К вечеру группа была собрана. В помощники он взял шесть человек, таких же мастеров своего дела, как и он: один был бывший горный коруджи, то есть из особого отряда охранников горных дорог; ещё двое — из так называемых «исполнителей справедливости». Эти люди были обучены осуществлять дерзкие нападения, убийства и казни. Ещё двое когда-то были приписаны к орта № 64, так называемая орта загарджи, то есть гончих собак. Они были великолепными сыщиками и преследователями. И наконец один — солак Мустафа из орта № 63, гигантского роста силач, которого Рустем брал на все задания и который трижды спасал своему командиру жизнь.
Поздно вечером группа в полном составе прошла в ворота Едикуле, зловещего Семибашенного замка, стоящего на границе Константинополя, и остановилась у подножия одной из башен подле могучих кованых дверей. Пламя факелов колебалось на сосредоточенных суровых лицах. Стража пропустила внутрь башни в сопровождении коменданта лишь троих — Кетхюд-йери, Рустема и Мустафу. В башне некогда хранилась государственная казна, сокровищница империи. Теперь же в ней тайно содержалась часть казны для особых потребностей янычар, а также небольшой по-тайной гардероб и арсенал для специальных нужд государевых рабов. Из казны комендант замка, сверив предъявленные Рустемом бумаги с тугрой — монограммой султана, выдал увесистый мешочек с монетами и мелкими драгоценными камешками, легко обмениваемыми на любом базаре Востока и Запада. Позже в гардеробе и оружейной янычары полностью экипировались. Заночевали здесь же, в холодных казармах замка, а на рассвете, выехав за его ворота, спустились к пристани и на большом каике перебрались через Мармару на азиатский берег. Здесь отряд пересел на приготовленных для него заранее коней и помчался вперёд.
Глава 23
— «Кизил элма», — проговорил Маркантонио Лунардо, вздохнул и покачал головой. — План «Кизил элма». Поэтично.
— Что это означает? — спросил Джироламо.
Был холодный ветреный день, в камине кабинета потрескивал огонь. Перед Реформатором лежал объёмистый документ в три десятка листов, который измотанный Джироламо вручил ему накануне глубоким вечером и который Лунардо изучал всю ночь. Джироламо, прежде чем отправиться в Падую, послал туда с отчётом и просьбой о помощи Джанбаттисту Второго, а сам весь день провёл в лазарете монастыря подле Франческо. Раненый пришёл в сознание, но был очень слаб, жаловался на головную боль и тошноту. О происшедшем сказать он толком ничего не мог. Выследив Филиппо, он устроился с ним в той же остерии и, сняв соседнюю с ним комнату, приготовился его сторожить и поджидать товарищей. Услышав подозрительный шум в комнате Филиппо, решил заглянуть туда, приоткрыл дверь и... потерял сознание.