Что же из себя представляет семья Лены? Строгая, погруженная в бытовые проблемы мама, старающаяся воспитывать детей культурными людьми, говорящими на правильном русском языке, но в гневе срывающаяся на диалект родного украинского села, добрый, всепонимающий интеллигентный папа и сестра, родившаяся четырьмя годами позже… Есть бабушка-горожанка со стороны отца, бывшая ленинградка, чрезвычайно гордящаяся своим происхождением, и деревенские бабушка и дедушка со стороны матери, появляющиеся в тексте, когда героиня ездит к ним на каникулы.
Взрослые выживают в тяжелой обстановке 90-х, отдавая все силы, чтобы прокормить семью, а дети взрослеют рядом, будто сами по себе. Того детоцентризма, помешанности на дополнительном и общем образовании, что расцветет в десятые годы XXI века, еще нет и в помине… Правда, сестра Наташка ходит в музыкальную школу, играет на домре, но закончив ее, она ни разу не берет инструмент в руки…
В двенадцать лет Лена теряет отца. Такое огромное горе трудно сравнить с какими угодно материальными лишениями. Девочки остаются наедине с матерью, которая из сил выбивается, чтобы обеспечить им нормальную жизнь. И эта вечная борьба за кусок хлеба ожесточает мать, словно навсегда лишая ее возможности радоваться. Она вечно ворчит, она вечно недовольна, ей все не так, ей невозможно угодить… знакомая картина, правда?.. Кто из нас не сталкивался с подобными людьми и подобным настроением…
«Муж мой умер. Мне уже не будет хуже», – однажды говорит мать, и эти слова звучат страшно, как смертный приговор. Словно мать уже поставила на себе крест, словно счастья, да что там, обычных улыбок, шуток, дружеских объятий никогда не будет больше. Только сжать зубы и вперед. Замкнуться в себе, в своем горе и вперед, вперед – героическим, титаническим сверхусилием…
Главная героиня, закончив институт, едет в Питер. Немало строк посвящено этому городу в романе. Пиетет перед ним заложен, конечно, бабушкой-ленинградкой:
«…она говорила про Ленинград. Про то, что это самый красивый город на свете (и никогда, никогда — про голод, холод, смерти — как будто этого не было). Ее родителям дали комнату в огромной профессорской квартире, где был паркет и выложенная кафелем печка. Простые рабочие люди, прабабка и прадед в моей голове представлялись какими-то аристократами. Неважно, что они жили в коммуналке вместе с десятком других семей — рабочих, пьющих, орущих — таких же, как у нас в поселке. Такие — да не такие. Ленинградцы. Свет миру».
Питер – это город-сказка, город-мечта. Лена мечтает о работе в издательстве, но вместо этого ей приходится стоять за кассой в магазине детских игрушек… По вечерам болят ноги, отваливается спина. Она ложится на пол, так боль становится как будто меньше, а когда звонит мать, рассказывает, что работает редактором. Мать кричит, учит ее жизни, как маленькую, пытается руководить на расстоянии… Эти попытки обречены на неудачу, они глупы и нелепы изначально… Но иначе мать не может. Любовь, обида, раздражение сплетаются в тяжелый мучительный клубок.
А спустя несколько лет младшая сестра выходит замуж. Лена едет на свадьбу. Будущий зять на много лет старше невесты и вызывает неприязнь. Чего ждать от этого замужества?..
«Я не знала, как начать, и поэтому спросила прямо:
— Почему ты решила за него выйти?
Она ответила тоже прямо:
— Потому что он предложил».
Сестры ведут разговор, но как будто не слышат друг друга.
«Я, между прочим, для мужа себя сберегла! Саша, знаешь, как это оценил! Он умный, серьезный, ответственный! Не знаю, чего мама на него взъелась. Ей никогда не угодить. А он хочет ребенка, готов меня обеспечивать всем! Даже сказал мне на полставки перейти, чтоб не переутомляться! Он... да, он, может, не идеальный, может, иногда немного резкий, но... он мой будущий муж!»,
– говорит Наташа.
Свадьба состоится. А потом у сестры появляется сын. А еще позже, через несколько лет, ребенок серьезно заболевает (онкология). Наташа уже беременна вторым…
Сестры снова разговаривают. Снова вместе и совсем порознь. И читать некоторые страницы без слез просто невозможно.
«Мы обе замолчали. И камера наконец приехала. Она посмотрела на меня — впервые за все то время, как я тут была, именно на меня — нездоровыми темными глазами и сказала:
— Саша сказал: хорошо... что мы знаем... у тебя — там — мальчик... если с этим вдруг что... у меня будет сын... сын, понимаешь?!
Я не ожидала такого ужаса. Мне никогда так не было страшно, как от этих слов, от смысла этих слов. Я не понимала, как можно сказать такое — как можно подумать такое?