Хозяин и гость погрузились в обсуждение, начатое еще во время предыдущей встречи. Из глубокой задумчивости Маргарет вывело какое-то тривиальное, негромко произнесенное замечание матери. Она подняла глаза и вдруг обратила внимание на разницу во внешности отца и мистера Торнтона, отражавшую противоположность натур. Отец отличался легким сложением, отчего казался выше, чем был на самом деле, — разумеется, только не рядом с рослым массивным собеседником. Черты лица мистера Хейла, мягкие и подвижные, передавали малейшее изменение настроения. Тяжелые веки с густыми ресницами придавали глазам томную, почти женственную красоту, как и изящно изогнутые тонкие брови высоко над ними. Прямые густые брови мистера Торнтона низко нависали над чистыми, глубоко посаженными серьезными глазами. Взгляд проникал в самую суть объекта внимания, но в то же время не приобретал неприятной остроты. Морщин на лице было мало, а те, что имелись, казались высеченными из мрамора и группировались возле рта. Твердые волевые губы плотно прикрывали зубы такой безупречной белизны, что редкая улыбка напоминала солнечный луч. Она появлялась неожиданно и полностью изменяла его лицо: суровое и решительное выражение внезапно уступало место мгновенной безотчетной радости, доступной лишь детям. Эта улыбка не просто понравилась Маргарет, но и положила начало доброму отношению к новому другу отца. А разница характеров, ярко проявившаяся в заметных особенностях внешности, вполне объясняла взаимное притяжение, объединявшее наставника и ученика.
Маргарет поправила мамину вышивку и снова углубилась в собственные мысли. Мистер Торнтон совершенно забыл о ее присутствии, с увлечением объясняя старшему другу огромную мощь и в то же время почти ювелирную точность настройки парового молота. Мистеру Хейлу рассказ напомнил чудесные истории «Тысячи и одной ночи», где могущественные джинны то взлетали до небес, заполняя собою горизонт, то послушно прятались в помещавшийся в детской руке сосуд.
— Всем невероятным пониманием и представлением силы, всем практическим воплощением титанической мысли мы обязаны одному-единственному жителю нашего славного города. Этот человек обладает необыкновенной способностью шаг за шагом совершенствовать сотворенное им чудо. Должен сказать, что среди нас найдется немало смельчаков, в случае его слабости или ухода готовых броситься в битву и продолжить войну, подчиняющую материальную мощь силе науки.
— Ваше хвастовство напомнило мне известную цитату: «В Англии есть сотня капитанов, ничем не уступающих ему».
Услышав из уст отца эти строки, Маргарет удивленно подняла голову. Каким чудесным образом от зубчатого колеса они перешли к Чеви Чейзу[1]?
— Я вовсе не хвастаюсь, — возразил мистер Торнтон, — а всего лишь говорю о том, что существует на самом деле. Не стану отрицать, что горжусь принадлежностью к своему городу — или, лучше сказать, местности, — потребности которой вызвали к жизни подобное величие мысли. Скорее готов вести здесь тяжкое, малоуспешное существование, чем уныло процветать в замшелом аристократическом обществе юга, коротая день за днем в безмятежной лени. Можно так глубоко погрузиться в мед, что не удастся выбраться и взлететь.
— Ошибаетесь, — проговорила Маргарет, искренне возмущенная несправедливыми нападками на любимый юг. Лицо ее вспыхнуло, а глаза наполнились сердитыми слезами. — Очевидно, вам ничего не известно о юге. Пусть там меньше авантюризма или прогресса — полагаю, мне не следует говорить о возбуждении, — рожденного азартным духом торговли, ответственным за все эти чудесные изобретения, но там меньше и страданий. Здесь же на улицах полно людей с потухшим от забот и печали взглядом. Они не только страдают, но и ненавидят. У нас на юге тоже немало бедняков, однако их лица не несут печати жестокой несправедливости. Вы просто не знаете юга, мистер Торнтон!
Сомнительно, что в произведении XIX века упоминается этот американский актер. Скорее всего, имеется в виду баллада «