- Вставай, нам пора. Ты мерзнешь, а моей магии уже не хватает, чтобы согревать нас.
Закутанная в плащ Доргана, полусонная продрогшая Ника, едва поспевала за ним. Она равнодушно отметила, что они не вернулись в замок, а идут по лесу и она, зная куда ведет ее Дорган, думала об этом лениво и отстранено. Эльф ни разу не обернулся на нее и только когда они вышли к деревне, его отчужденность стала настолько очевидной, что Ники окончательно проснулась.
Она, честно, не понимала причины такого отчуждения. Что случилось? Ведь эта ночь, когда она так щедро отдавала ему себя, так отчаянно любила, казалось, помирила их, хотя, он на все ее страстные порывы отвечал чудовищной сдержанностью.
- Ты меня больше не любишь? - спросила она его в спину, не дав себе труда подумать над его поведения чуть подольше, и тут же возненавидела себя за свой вопрос.
Он прозвучал почти так же, издевательски, как у Лаодран которая вчера спросила об этом же Ригана. Дорган остановился и медленно повернулся к, попятившейся от него, Нике. Он смотрел тяжело, и его лицо исказила черная мука.
- Зачем ты это делаешь? - тихо спросил он.
Ника готова была умереть тут же, на месте - так ей стало горько и стыдно. Спрашивать его, который сам ведет ее к Зуффу, о любви... Это было так, как если бы палач спрашивал того, кого собирался казнить: любит ли он его... Не дожидаясь ее ответа, эльф отвернулся и пошел дальше, а Ника разбитая и раздавленная своим поступком, коря себя за свое ничтожество, вся глубина которого открылась ей только сейчас, брела за ним.
Почему рядом с Дорганом она становилась бесчувственной и все время невольно причиняла ему боль. Почему он никак не может увидеть, что она, по сравнению с ним, нелюдем, жалкая никчемная личность. Нике вдруг стало страшно.
Они, молча, прошли деревню, в которую вернулась жизнь. Из открытых дверей хижин валил дым - хозяйки разжигали свои очаги. Мычали, выгоняемые на пастбище, коровы. Эльф и его жена прошли просыпающуюся деревню, снова углубившись в лес. За ним, мрачно следили темные стены замка Репрок, возвышающиеся над лесом, видимые ото всюду .
Больше они ни словом не перемолвились между собой. Каждый по своему готовился к предстоящему. Ника к разговору с Зуффом, а Дорган собирал душевные силы, чтобы вынести, последнее, тяжкое испытание вечной разлукой.
Ника терзалась: что она могла сказать тому, кому обязана своей жизнью и тем, что, наконец, достигла цели? Доргану не нужна была ее благодарность. Все, что он делал для нее, он делал для себя тоже. Слова ее благодарности, покажутся ему равнодушными и холодными, и будут не теми, что он желал бы от нее услышать, и снова причинят ему боль. Да и хотел ли он слышать все это от нее?
Дорган понимал, что уже ничего нельзя сделать. Что он мог сказать Нике? Что любит ее? Но она как никто знает об этом, а его признание связало бы ее решимость. Он не может удержать ее, а значит один виноват в том, что все рушиться. Хотя, видит Аэлла, он бился до конца.
На опушке, у хижины Лиз царило оживление. Горели костры, вокруг которых сидели солдаты сэра Ригана. Под кленом Уро объяснялся с капитаном дозора. Увидев Нику в обществе дроу орк, нисколько не удивившись, дружелюбно помахал ей. Ника махнула в ответ и когда Уро бессознательным жестом погладил себя по макушке, через силу улыбнулась. В другое время это развеселило бы ее, но не сейчас.
У неказистой хижины Лиз был раскинут шатер из волчих и медвежьих шкур, возле него топтались малочисленные орки, настороженно поглядывая на солдат сэра Ригана. Державшийся ото всех особняком небольшой отряд варваров, обычно шумных и задиристых, вел себя против обыкновения сдержанно.
От огромных бородатых варваров все как один с длинными волосами, заплетенными в две косы, облаченные в меховые плащи и рогатые шлемы, отделилась хрупкая женская фигурка в длинной юбке, меховой безрукавке поверх шерстяной рубахи и глухо повязанным платком на голове, что решительно направилась прямо к Нике. Монахиня, сорвавшись с места, поспешила к ней навстречу. Ивэ и Ника обнялись и от души расцеловались, плача и смеясь.
- Клянусь стрелами Смарга, как же я по тебе соскучилась! - радостно воскликнула Ивэ, обнимая подругу. - Какая же ты стала худышка! Одни глаза остались!
- А я... ох, Ивэ, мне было так плохо без вас...