Во дворе монастыря царило оживление, возле распахнутых ворот, гостиницы и лазарета толпились гости и нищие, стояли телеги и повозки знати, служки заводили коней в монастырскую конюшню, а потому спешащая куда-то молоденькая монахиня, не вызвала ни удивления ни нарекания.
Войдя в скрипторий, она, миновав пустой зал, подошла к открытой двери кельи. Сестра Терезия сидела возле обряженной в белоснежные одежды, вытянувшейся на узком ложе, Режины.
- Вы обряжали ее одна? - с тихим возмущением спросила Ника, когда Терезия подняла на нее глаза.
- Сестры Лючия и Анжела ушли только что.
Ника кивнула, понимая, что монахини не желали и лишней минуты оставаться в келье сестры, которая, даже под монашеским покрывалом оставалась для них ведьмой. Ника подошла к Режине. Стоя над ней, вгляделась в ее лицо: спокойное, умиротворенное и прекрасное, хотя и очень исхудавшее. Под белой сутаной угадывалось ее высохшее тело.
- Не понимаю, - прошептала Ника. - Ничего не понимаю...
- Она была очень слаба и только, - тихо проговорила сестра Терезия. - Никаких других недугов у нее не было, похоже, она сама уморила себя строгими воздержаниями и аскезой. Я бы подняла ее дня через два, но она не хотела этого. Что бы я ни давала ей, она от всего отказывалась с кроткой улыбкой. В конце концов, попросила, чтобы я дала ей спокойно уйти. Я была с ней, когда она угасала, не переставая, при этом, молиться. Перед самой кончиной сестра Режина спросила: разве не страшно мне смотреть в ее глаза? Бедная девочка... - покачала головой добрая Терезия. - Ничего особенно страшного не было в ее глазах и я сказала об этом.
- Она теперь счастлива, - прошептала Ника, вытирая слезы рукавом.
- Не тревожься, - погладила ее по руке монахиня. - О ней позаботятся. Сейчас ее тело перенесут в часовню, где три дня и три ночи над ней буду читать "Отходы", отмаливая ее нечистую, мятежную душу, а ты ступай. Тебя ждут твои обязанности.
"Мятежная, нечистая душа?! - возмущалась про себя Ника, выходя из скриптория и бредя через кладбище к трапезной. - Да она давно уже отмолила свою душу, искупила всю свою вину, жертвуя собой... Мятежная! Ничего она не мятежная... Никто ведь не знает, сколько жизненных сил она отдавала, защищая монастырь. Никто..."
Из трапезной Ника вышла голодной так и не притронувшись к бобовой похлебке, на которую смотреть не могла. Вид пищи вызывал отвращение, видимо, сказалось нервное перенапряжение, что были пережиты ею этой ночью, и смерть Режины, которую она тяжко переживала.
На монастырском дворе сестры принимали нищих, которых оказалось больше, чем самих монахинь. Но сестры кротко и безропотно отводили это подобие людей, ободранное, заросшее грязью, сварливое, а порой и просто сумасшедшее в гостеприимный дом. До Ники донесся нездоровый запах немытых тел и заскорузлой от пота, затхлой одежды. Ее затошнило. Мимо нее две сестры провели под руки глупо хихикающего ненормального со свисающей с подбородка слюной, от которого пахнуло помоями. Задержав дыхание, Ника поспешила быстро пройти мимо.
Подходил час полуденной службы и она вовремя заняла свое место на хорах, чем заметно успокоила сестру Изабеллу. Служба началась. Мать Петра нараспев читала хвалебные молитвы Асклепию, которые молящиеся дружно повторяли. В этот раз прихожан набилось в храм намного больше, чем на утренней службе. Среди них были вновь прибывшие в монастырь нищие. У той колонны, где Ника увидела призрак Режины, теперь стоял, опираясь на костыли Джон и не отрываясь смотрел вверх на хоры. Ника отвела глаза. Настало ее время петь и она, глотая непослушные слезы, начала кантату. На этот раз пение Ники отдавало горечью, она понимала, что на утренней службе к ней приходил призрак Режины, чтобы попрощаться с ней навсегда.
После службы ей не удалось улизнуть из храма в часовню. Мать Петра встретив, спустившихся с хоров монахинь, молча, указала на Нику, что означало, что она должна была присоединиться к той группе сестер, что сгрудились за спиной настоятельницы. Опустив глаза, спрятав руки в свободных рукавах рясы, Ника подошла к ним. Сестры вышли за матерью Петрой из храма. Во дворе толпились нищие, как и желавшие остаться на вечернюю службу прихожане. Их, с поклоном приглашала проследовать в трапезную сестра Бети. А настоятельница, подойдя к убогим и указав на одного из них, повернулась к стоящей за нею монахине. Та вышла вперед и, не поднимая глаз, направилась к указанному настоятельницей, убогому. Поклонившись ему, она повела его в сторону галерей. Так же повели себя другие сестры: они подходили к тем нищим, блаженным и калекам на которых указывала им мать Петра и с поклоном приглашали их следовать за собой, после чего уводили их в сторону галерей. Нищего бродягу, которому Нике выпал жребий мыть ноги, неплохо было бы, как следует самого помыть, перед этим оставив сутки отмокать в лохани со щелоком. Вонь, которую он распространял вокруг себя, душила Нику и пожалуй могла бы поспорить с мерзостным запахом демона. И Ника мысленно похвалила себя за то, что отказалась от завтрака, пока обмывала разбитые, распухшие ступни вверенного ее заботам странника с чудовищными кровавыми мозолями на больших искривленных пальцах, с желтыми ногтями, слоившимися от грибка и глубокими кровоточащими трещинами на пятках.