На вечерней службе, после дня проведенного в лазарете и в странноприимном доме, Ника изо всех сил боролась со сном, то и дело открывая слипающиеся глаза и с трудом удерживая клонящуюся на грудь голову. В те минуты, когда ее затуманенное сном сознание прояснялось, она молилась, чтобы ночь для той сестры, что дежурила сейчас у гроба Режины, прошла благополучно. И, хотя понимала, что ничего случиться не должно, нехорошее предчувствие не оставляло ее и к несчастью оправдалось. С утра, задолго до ранней службы, ее растолкала встревоженная Терезия. Ника, с трудом уснувшая в эту ночь от пробиравшего ее холода, что стоял в их летнем домике, и от того, что долго не могла согреться, кое как поднялась, оглушенная бессонницей.
- Что случилось? - мучительно зевая, спросила она. - Кому-то из больных плохо?
- Плохо, - мрачно отозвалась Терезия. - Сестра Паисия не в себе.
Сон тут же слетел с Ники. Именно сестра Паисия дежурила в эту ночь у гроба Режины. Как плохо-то! Не задавая больше вопросов, Ника быстро сунула ноги в толстых чулках в башмаки и, накинув на голову монашеское покрывало, последовала за сестрой Терезией в часовню.
Они шли через огород и сад под мелким сеющим дождем. Башмаки увязали в слякоти. Сиротливо мокли деревья, с кустов на раскисшую землю падали частые капли. В сырой воздух изо рта вырывалось облачком пара теплое дыхание. Монастырь словно вымер, только светились узкие окна храма. Две монахини прошли мимо кладбища, выглядевшим в утренней серости мрачно, если не зловеще. Из-за черных, размытым дождем силуэтов деревьев смотрели покосившиеся надгробия. Между кладбищем и храмом находилась маленькая часовенка, на чье крутое каменное крыльцо в три ступени, с трудом поднялась сестра Терезия, толкнув низкую дверь.
Посреди небольшого помещения с низким потолком, стоял на деревянных козлах открытый гроб. Кроме лавок, пюпитра у гроба, с раскрытой на нем книгой и деревянной раскрашенной статуи Асклепия, больше ничего не было. При свете свечей Ника увидела несколько монахинь, что толпились у одной из лавок и оттуда, то и дело, слышались жалобные вскрики. Сестра Терезия решительно направилась к ним.
- Пропустите, сестры, пропустите... - требовала она, отодвигая их в сторону, чтобы пройти.
Осматриваясь, Ника старалась не отставать от нее. Этой ночью, здесь, явно, что-то произошло. На деревянном полу вокруг пюпитра, со съехавшей набок книгой, был очерчен углем неровный круг. Неподалеку валялось монашеское покрывало и чепец. Сама сестра Паисия сидела на лавке с растрепанными коротко остриженными волосами и остановившимся взглядом глядела в никуда. Не переставая раскачиваться, она безостановочно бормотала что-то неразборчивое. Ника взглянула на небольшое слюдяное оконце под самым потолком, по которому упорно стучал осенний дождь.
- Подойди ко мне, - позвала ее сестра Терезия и когда Ника подошла, тихо спросила: - Что думаешь об этом? Что стало с несчастной сестрой?
Ника всмотрелась в расширенные зрачки сестры Паисии.
- Что с ней? – всхлипывая, спросила одна из монахинь. - Сестра обезумела?
- Нет, - покачала головой Ника. - У нее шок.
Сестра Терезия, кивком подтвердив слова Ники, пояснила:
- Она сильно напугана. Мы отведем ее в лазарет и напоим успокаивающим травяным отваром. Ей надо хоть немного поспать. После она придет в себя, но не советую даже напоминать ей о часовне и этой ночи. Настанет время и сестра, оправившись, сама все расскажет настоятельнице.
Между тем Ника тревожно прислушивалась к бормотанию сестры Паисии:
- Дран... дран... дран...
Что это за "дран"? Пока сестры покрывали голову несчастной Паисии чепцом и покрывалом, Ника обернувшись, украдкой, взглянула на гроб в котором в целомудренно белом одеянии покоилась Режина. Ее руки лежали вдоль тела, а прекрасное лицо было умиротворенным. "Что здесь произошло?" - спросила себя Ника. Монахини ласковыми тихими уговорами под руки подняли свою ничего не осознающую сестру и повели из часовни в лазарет. Сестра Терезия и Ника, чуть поотстав, следовали за ними. В монастыре царило уныние. Монашки при встрече, если не шарахались от Ники и Терезии, то старались не смотреть не них и быстренько пройти мимо, будто они были прокаженными.