Ника сидела тихонечко, не понимая, что это - отповедь или необходимость выговориться? Похоже, ее ответа не требовалось, в эти минуты мать Петра с горечью судила саму себя.
- Но нет у меня и решимости отвергать, менять, вмешиваться в события, какая имеется у тебя, - вдруг посмотрела она на Нику. - А ведь я все время почитала отсутствие этой самой решимости за смирение перед волей Вседержителя. Как же я лицемерила и какую непоправимую ошибку совершила!
Она встала и, глядя на ничего не понимающую Нику с непреклонной решимостью, твердо произнесла:
- Ты больше не можешь оставаться в обители, так как нарушила его наиглавнейший закон, но ты покинешь нас тогда, когда придет для этого срок. Вседержитель укажет нам его. Думаю, тебе стоит поразмыслить над тем уроком, что был мне преподан сейчас. Где бы ты ни была, чтобы с тобой ни случилось, останавливайся и слушай, что тихо, через события и людей, подсказывает тебе жизнь.
- А вы... - решилась спросить Ника, - вы, будете теперь по-другому относиться к бессмертным?
- Я не буду столь непреклонна, но правила обители от этого не изменяться. Ты, хочешь спросить еще что-то? - резко произнесла настоятельница, заметив движение Ники к ней.
- Д...да, откуда... с чего вы были так уверены, что этой ночью, здесь, что-то происходило?
Вместо ответа мать Петра указала на гроб и вышла, а Ника обозвала себя идиоткой. Кто бы, смотря на тело Режины, не увидел, что оно искалечено? Только сестра Текла, пожалуй. Ника подошла к гробу, взглянула на Режину и попятилась, невольно перекрестившись.
Тело покойницы было целехоньким. Она лежала, как прежде, вытянув руки вдоль тела. Никакое страдание не исказило ее красивого лица. Глаза были открыты, неподвижно смотря в потолок, и были они серыми с человеческими зрачками.
К Северной границе
С наступлением холодов, больных в лазарете прибавилось и Нике, порой, просто некогда было ни о чем другом подумать, кроме как о простудах, бронхитах, лихорадках, настоях и припарках.
Осенним сырым вечером, когда стемнело уже до начала вечерней службы шестого часа, Ника, подобрав плащ повыше, чтобы не заляпать его, насквозь, промокшие и так отяжелевшие полы, утопая башмаками в жидкой грязи, ориентируясь на слабо освещенное окошко, пробиралась в темноте, по огороду к своей хижине. Им с сестрой Терезией давно следовало покинуть ее, поскольку она уже не протапливалась, - пол земляной, стены тонкие и из щелей дует, соломенная крыша протекает, - и не было больше нужды следить за огородом и грядками с лечебными травами, а зимние холода не за горами. Три последних дня, Ника переносила в келью лазарета, которую им отвели с Терезией на пару, заготовленные впрок мази, микстуры, настойки в плотно закрытых бутылях и корзины с засушенными травами. Как не хотелось Нике покидать обжитую хижину, но по ночам в ней невозможно было согреться, даже под меховым пологом, а огонь жаровни быстро потухал и тепла не давал, оставлять же его на ночь в устроенном в земляном полу очаге, не решались из-за боязни пожара.
Каждое утро Ника с сестрой Терезией склонялись к мысли, что уж сегодня-то, они непременно переберутся в келью лазарета, где им будет, куда как лучше и каждый раз, вечером обе возвращались в хижину, обещая себе и друг другу, что завтра их переезд непременно состоиться. Похоже, так будет повторяться до первого заморозка, или пока Ника силком не уведет Терезию из хижины. Ника, увязая в раскисшей земле, подошла к хижине со свисающими по ее стенам голыми плетями плюща на которых, кое-где еще держались, пожухлые бурые листья. Так и есть, - маленькое оконце было освещено, - сестра Терезия уже дома и ждет ее, уверенная, что и она придет сюда. Наконец Ника добралась до двери, таща на своих башмаках пласты липкой грязи, которую начала счищать об угол хижины, а потом старательно обстукивать деревянную подошву от прилипших комков. Она уже взялась было за веревочную петлю, как дверь распахнулась:
- Хотела уже сама идти разыскивать тебя, - сказала ей встревоженная Терезия, близоруко прищурившись. - Настоятельница присылала за тобой, приказав, как только ты появишься, тотчас явиться к ней.
Отупевшая от усталости Ника постояла, свыкаясь с мыслью, что придется снова тащиться по грязи, бездумно повернулась и побрела в сторону келий. Сестра Терезия, едва не позвала ее обратно, так стало жалко ее, но лишь тяжело вздохнула и захлопнула дверь.