- Если бы отец Фарф не проявил самовольство, самостоятельно отправившись за лекарем и если бы я знал, куда он направляется, я бы не упустил случая передать матери Петре мой смиренный поклон и пожелания, преданного ей сердца, вместе с ценным даром монастырю. Скажи, как сейчас поживает настоятельница? Счастлива ли она? Не испытывает ли сожаления о выбранной участи?
- Матушка Петра чувствует себя превосходно и шлет вам свои наилучшие пожелания, - вежливо отвечала Ника. - Не думаю, чтобы она пожалела, что ушла в монастырь, потому что ежечасно чувствует любовь к себе своих духовных дочерей и молиться за вас каждый божий день.
- Отрадно, что она еще помнит о своем верном паладине и отвергнутом кавалере. И мне слишком хорошо знакомо благородство ее души, иначе я бы подумал, что прислав вместо опытной целительницы девчонку, она выказала тем мне свое пренебрежение. Или в вашем монастыре повывелись опытные, понимающие толк в лечении, целительницы?
- Не повывелись, нет. Но моя наставница, искусная во врачевании сестра Терезия, не смогла бы, при все своем желании и почтении к вам, проделать столь долгий и опасный путь из-за больных ног и преклонного возраста.
- Ну да, разумеется, - хрипло рассмеялся барон. - Повидимому, у тебя как и у Элейн всегда находился на все ответ. Как ловко она выставила меня со двора принца Ярба своими интригами на пару со своей кузиной, противнейшей особой, представив меня перед всеми полным дураком. Кстати, как поживает она?
- Сэр?
- Так тебе, монашка, неизвестно и это? Кузина Элейн постриглась вместе с ней, взяв монашеское имя Теклы.
- Сестра Текла приняла послушание быть в нашем монастыре кастеляншей, - пробормотала растерянная, сбитая с толку Ника. Вот это выверт!
- Противная жаба, - продолжал ворчать барон, поплотнее кутался в плед и не без удовольствия вороша болезненные для него воспоминания молодости. - И ведь ничего ей не сделается. Это она распустила слух, что я и Элейн согрешили. Эта дрянь явилась ко мне, как-то ночной порой, вздумав пугать. Она видите ли решила, что я куплю ее молчание, тут же сделав баронессой, а когда я, рассвирепев, вышвырнул ее за дверь, налгала Элейн, будто эту ночь провела со мной. Бедная девочка была так оскорблена, что спряталась от меня в монастыре, даже не дав объясниться. Вижу, монашка, ты потрясена моей откровенностью.
- Я... я больше потрясена благородством матери Петры, - выдавила из себя Ника.
- Да уж, с такой честной и прямой натурой только и быть, что несчастной. - вздохнул барон. - Небось она и о женитьбе моей прознала?
Ника кивнула.
- И что она говорит об этом? - осторожно спросил барон с заметным интересом, боясь ответа.
- Она понимает...
- Что она понимает?! - взорвался барон, тут же закашлявшись. - Понимает ли, что разбила мне сердце, исковеркала всю жизнь... Вот во что я превратился без нее, - сдавленно прохрипел он.
Старый слуга поспешил поднести ему кубок к которому старик жадно припал.
- Вылечишь мою дочь? - требовательно спросил он, вернув кубок слуге.
Ника не спешила с ответом. Она пока ничего не могла обещать, не увидев прежде больную.
- Ну? - поторопил ее с ответом нетерпеливый барон.
- Господин, мать Петра, рекомендуя сию сестру, всячески хвалила ее... - выступил вперед отец Фарф.
- Если ты поднимешь мою дочь, - продолжал барон, не обращая на священника внимания, требовательно глядя на Нику, - я щедро одарю тебя и твою обитель.
- Я сделаю все, что будет в моих силах и с помощью молитв, надеюсь...
- Поменьше трать время на молитвы и побольше уделяй его моей дочери. Ступай... - слабо махнул иссохшей рукой барон и устало опустив голову на грудь, тут же уснул. Старый слуга жестом дал знать, чтобы они покинули покои хозяина и вышел следом за ними.
- Боже, боже! За что на нас такая напасть? - дрожащим, от сдерживаемых рыданий, принялся стенать отец Фарф в отчаянии стиснув ладони. - Чем мы прогневали тебя так, Вседержитель!
- Тихо, ты... - сердито оборвал его причитания одноглазый слуга, взглянув на Нику. - Скрепи свое сердце и положись на волю Вседержителя.