Покои обогревал и освещал камин с литой, ажурной решеткой в виде переплетенных лилий. К нему было придвинуто громозкое неподъемное кресло с высокой спинкой, точно такое же, в каком сидел барон. Но в отличие от аскетичной обстановки покоев барона, комната его дочери оказалась уютной. Если на каменных стенах комнаты барона была растянута одна единственная волчья шкура, то все стены покоев леди Айвен были завешаны плотными пестрыми гобеленами. У высокого, узкого окна, которое сейчас плотно закрывала ставня, стоял столик с пяльцами с растянутой на них незаконченной вышивкой. Рядом бутыль с каким-то настоем и флакончик. По другую сторону стола, в углу, зияла в стене ниша-алтарь. В ней перед статуей Блаженной Девы денно и нощно горела лампадка, а у подножия ее лежали свежие цветы. У дверей напротив постели, громоздился широкий кованый сундук с плоской крышкой, замкнутой навесным изящным кованым замком.
Постель леди Айвен напоминала шкаф, покрытый искусной резьбой, нутро которого занимала постель, а дверцы заменял тяжелый полог, отодвинутый сейчас в сторону. Из-под спадающих одеял, выглядывала резная скамеечка для ног. Ника подошла к кровати, чтобы посмотреть на свою подопечную и разглядела среди подушек, худенькое, изможденное личико. Тело девочки совсем не угадывалось под толстым пуховым одеялом.
Пристроив на сундук свою суму, Ника подошла к кровати и склонилась над больной. Все оказалось намного хуже, чем ей представлялось. Лицо девочки, лет четырнадцати - пятнадцати, только начинающая превращаться в красивую девушку, покрывала восковая бледность. Глаза запали, под ними залегли темные тени. Щеки ввалились, губы запеклись. Ника приподняла одеяло: узкие плечики, выпирающие ключицы, истончившееся запястья рук, лежащих на груди. На тонкой шейке билась голубоватая вена. Ника положила ладонь на холодный лоб девушки, бережно убрав под чепец прядь тусклых волос. Девушка умирала от слабости, ее тело иссыхало.
- Жалость берет, глядя на бедняжку, - послышался сзади тихий голос сердобольной Христины.
- Как долго она болеет? - спросила Ника укрывая одеялом девушку до подбородка.
- Да уж, без преувеличения могу сказать, что скоро как три месяца минет, -
Христина поставила поднос с ужином на стол. - Разве отец Фарф ничего вам не сказал?
- Нет, ничего. Он старался избегать разговоров о семье барона.
- Вот ведь старый упрямец, - покачала головой Христина, разглаживая на себе испятнанный передник и вдруг спохватилась. - Да вы присаживайтесь к столу, сестра. Вот тут старая Нэнси передала вам кусок с олениной, да кувшин с медовым пивом.
- И вы не присядете со мной, прошу. Я так долго ни с кем по человечески не разговаривала, довольствуясь обществом молчаливого отца Фарфа.
Польщенная Христина расцвела.
- Ах, - всплеснула она руками, - мне так лестно ваше внимание. Ведь вы, это же по всему видно, из благородных. Уж такое-то, поверьте мне, не скроешь...
И она, придвинув трехногий табурет к столу, устроилась напротив гостьи с любопытством разглядывая монахиню.
- А насчет того, беспокоился ли наш господин о своей дочери, как есть скажу: беспокоился, когда сам был в силе, - охотно рассказывала Христина, ловко разрезая пирог серебряным ножом и наливая пиво в глиняную кружку для себя и в кубок для Ники. - Он призвал к себе Мари Хромоногую, да Лиз с Опушки и Клеменс Ворону, что с мельницы. Про последнюю ничего сказать не могу, лишь то, что всякое про нее болтали. Будто зналась она с водяной нечистью и всячески умасливала его, а он за это, знай, крутил ее мельничное колесо. А вот Мари Хромоногая, да Лиз с Опушки, уж и то сказать, сильные были знахарки.
- Были? - глянула на нее поверх кубка Ника.
- Ну да, были... - вздохнула Христин, опустив нож. - Смотрела молодую госпожу Мари Хромоногая. Сказала только, мол, особые травы нужны для ее лечения. Ушла за ними, да и пропала в лесной чащобе.
В камине выстрелило россыпью искр прогорающее толстое бревно. На постели шевельнулась и тихо застонала больная. Ника обернулась к ней и, поняв ее тревогу, Христина прошептала:
- Бедняжка с тех пор, как ее свалил недуг, так и не приходит в себя. А в эту ночь была так плоха, что мы и не чаяли, что доживет до утра.
- И что, кроме того, что нужны какие-то особые травы, Мари Хромоногая ничего не сказала? - все так же смотря в сторону постели, спросила Ника.
- Только это и сказала, - уверенно подтвердила бойкая сиделка. - Ни больше ни меньше. И не только я одна слышала ее слова. В то время, когда у постели молодой госпожи была Мари Хромоногая, осматривая ее, здесь сидели барон и баронесса. Так то! А уж как мы все надеялись на нее. Не было такого случая в нашей деревне, да и во всей округе до самого рубежа, чтобы она кого не излечила, или хотя бы не облегчила страданий, - Христина тяжко вздохнула и словно подтверждая сказанное ею в ставни стукнул порыв ветра, провыв в щелях стен и дымоходе камина.