Итак, получив билеты «Аэрофлота» в Министерстве образования, через пару дней мы загрузились в забитый до отказа самолет в аэропорту Шереметьево‑2 и полетели в Пхеньян. Хотя до того три года мы изучали корейский язык и культуру, историю, географию Кореи в институте, мы все же летели фактически в неизвестность, только теоретически представляя себе, что это за страна – Корейская Народно-Демократическая Республика.
Осень была в разгаре. Спустившись по трапу с самолета, долго кружившего перед посадкой в аэропорту Сунан близ Пхеньяна, я чуть было не потерял сознание от духоты и жары. Воздух звенел щебетанием цикад, очередь пассажиров выстроилась, чтобы зайти в здание аэропорта для оформления пересечения границы, и разница в климате с Москвой дала о себе знать. Солнце пекло гораздо сильнее, чем когда-либо мне приходилось к тому времени на себе испытать.
Заполнив талон прибытия и таможенную декларацию, мы прошли через паспортный контроль. Получив чемоданы, сели в специально присланный за нами автобус и поехали в Пхеньян, в общежитие для иностранцев, обучающихся в университете имени Ким Ир Сена.
Аэропорт Сунан, старый терминал
Все вокруг было покрыто зеленью, вдоль дороги шли женщины в брюках, даже не ведая, что иностранцы почему-то думают, что в КНДР это запрещено.
Дорога заняла около получаса, и мы высадились у общежития – серого четырехэтажного строения «советского» типа. На входе внутри сидел диспетчер за стеклянным окошком, справа по коридору был кабинет коменданта общежития, которого звали «товарищ Мэн». Коридор вел в столовую и магазинчик, где продавали сладости, сигареты, спиртное, включая стеклянные фляжки с французским коньяком и шотландским виски, а также какую-то одежду, стиральный порошок и разные мелочи из предметов туалета. В общежитии жило много китайских студентов и одна сплоченная группа из полпотовской Камбоджи (полпотовцы с нами даже не здоровались), а также один приветливый монгольский студент по имени Сухэбатор. Потом подъехали наши сверстники из Восточной Германии, то есть ГДР.
Постепенно китайские студенты, учившиеся на музыкально-хореографическом факультете университета в Пхеньяне, тоже стали с нами общаться – на корейском языке, – но старались не особенно в этом светиться, так как их учителя, тоже из Китая, не одобряли контактов с советскими гражданами. Это неудивительно – тогда Китай уже вступил на путь реформ после эпохи «культурной революции», но сближения с СССР пока не произошло.
Некоторых из нас селили в одной комнате с корейскими студентами, чтобы те могли практиковаться по-русски, а заодно и присматривать за нами. Такой сосед по-корейски называется «тонсуксэн», то есть «руммейт».
Видя, как мы общаемся с китайскими сверстниками, корейцы-«тонсуксэны» на ухо шептали: «Не водитесь с китайцами!»
На вопрос: «Почему?» – они заговорщицки отвечали: «Как почему? Это же китайцы!»
Я не исключаю, что «тонсуксэны», проживавшие с китайцами, таким же образом советовали им «не водиться» с русскими…
В то же время мой «тонсуксэн» относился ко мне с уважением, время от времени я покупал ему сигареты в советском посольстве, и он тайно их курил, так как корейским студентам это открыто делать не разрешалось. Впоследствии он стал работать в туристическом бюро с русским языком. Я узнал об этом, увидев его в аэропорту встречающим туристов десять лет спустя.
В столовой общежития кормились мы все вместе: и китайцы, и советские студенты, и немцы. Поскольку китайцев было раза в два больше всех остальных, они привезли с собой и повара, который искусно готовил, причем как китайские, так и европейские блюда. Но были еще и корейские тетушки на кухне, благодаря которым мы, студенты из СССР, впервые знакомились с кухней Кореи и привыкли к ней, прося давать нам только местные блюда.
Особенно вкусными были вареные пельмени, корейские салаты, разного рода лапша. Можно было брать добавки, если не наелся.
Питаться в столовой иностранцам довелось всем вместе, но, чтобы учиться, корейцы распределили нас по национальному признаку – студенты из СССР занимались корейским языком в группе отдельно, немцы отдельно, китайцы тоже в своих группах, но у них среди всего прочего была программа корейского музыкального искусства.
Занятия шли в одном из корпусов университета, но не в главном здании, а в новом строении. От общежития пешком было идти до него минут пять, переходя через дорогу. Учили главным образом только язык, никакой идеологии и пропаганды.