— Пойдем с нами, — Тэйна, явив свой облик, махнула полупрозрачной рукой.
Злясь на весь свет, я резко отозвалась:
— Как вы мне все надоели! — развернулась и спряталась в покоях.
Ни призраки, ни муж не последовали за мной.
Зима пришла в наши края, быстро набирая силу. Снег шел почти каждый день, ветер выл так, словно злился на каждого жителя и гостя. Эти недели я оставалась спокойной и рассудительной. Все предыдущие месяцы, пребывая в постоянном напряжении, я устала. Душа заледенела, чувства и переживания затаились где-то в глубине. Мило беседовала с Беккиттой; прислушивалась к советам Рилины; вздыхала, замечая в глазах альбин сочувствие; кивала Жин, даже когда она обвиняла меня в исчезновении Гэрта; не думала о Миенире и Каоне; считала провизию вместе с управляющим; готовила снадобья с Маег; зевала, едва Гурдин заговаривал со мной; обменивалась сведениями о погоде с толстяком из свиты змеи. Утром, просыпаясь, ощущала на талии горячую руку Алэра, которую он неизменно убирал, замечая, что я проснулась. Видела заботу супруга, в том, как он касался меня, в том, что всегда подавал лучшие куски на мое блюдо; в том, как приносил подарки; в том, как учил, подсказывая, что нужно сделать. Принимала все без слов, без чувств. Временами мне казалось, что сердце заковали в броню напускного равнодушия и фальшивой приветливости, все как наставляла Рилина. В латы, за которые не под силу пробиться нежности и теплоте. Меня не трогали, даже Ри и взбалмошная Диль отступились, не пытаясь вызвать на откровенный разговор. Янель подошла однажды, напомнила о деле, но я только отмахнулась. Впрочем, альбина не отступила, ушла с обозом поутру, и теперь никто не ведал, где она находится.
Бледный луч пробился сквозь щели в стене сарая, где я коротала очередной зимний день. Мои пальцы поймали светлый отблеск, а потом все заслонила тень. Подняв взор, увидела рыцаря Беккит.
— Ваша милость?.. — он склонился и с ожиданием посмотрел на меня.
Имя рыцаря вспомнилось внезапно, точно кто-то подсказал:
— Ренд…
— Ваш преданный слуга, госпожа, — мужчина склонился снова.
И что-то изменилось во мне, будто я спала, но в этот самый миг проснулась.
— Как умер Ганнвер? — впервые за долгое время я смогла думать о смерти брата.
Ответ рыцаря заставил удивиться:
— Лис умер так, точно ждал казни, как избавления.
— Лис? Избавление? — эхом отозвалась я, в голове не укладывалось, что жизнелюбивый брат мог мечтать о смерти. — Но разве он не любил жизнь?
— Любил… но определенно не ту жизнь, которой жил, — эрт Лагор подошел, и я взволнованная до невозможности, жестом пригласила его присесть.
Разместились на соломе, оказавшись почти вплотную, но не испытывая неловкости, потому что говорили о близком человеке, том самом, что связывал нас.
— Лис, — шепотом продолжил Ренд, — так ваш брат звался в те годы, когда мы с ним познакомились. И именно так звали вашего брата в воровской гильдии!
— Лис? — отрешенно переспросила я, улыбнулась со слезами на глазах. — А ведь похож… был… — и разрыдалась по-настоящему, впервые с той поры, как узнала о гибели брата.
Руки эрт Лагора поднялись, но тут же опустились, словно он сам испугался своей смелости, но я прильнула к его груди. Мне нужна была поддержка того, кто поймет. А Ренд, как ни кто иной, понимал, почему я сейчас рыдаю так горько, заходясь в плаче, надрывно дыша, не заботясь о том, что меня увидят. Его красный плащ быстро намок, слишком плотно я прижималась к нему лицом, цепко держалась руками, до боли в пальцах. Эрт Лагор молчал, только, едва прикасаясь широкой ладонью, гладил меня по голове, а спустя каких-то несколько минут, уже прижимал к себе второй рукой. На секунду перестав всхлипывать, я вопросила:
— Ренд, ну почему он сделал это?
Рыцарь не был жесток, речь его тихая, чуть слышимая:
— Потому что хотел…
Слезы высохли почти моментально, точно я не рыдала всего минуту назад. Мотивы брата понять не могла, потому занервничала, не смогла усидеть на месте, вскочила, прошлась из угла в угол, шурша соломой, в избытке разбросанной по полу. Ренд заговорил снова, вероятно, надеясь успокоить:
— Вы не представляете, с чем он вынужден был сражаться, в каких преступлениях был повинен, на что шел, чтобы достигнуть цели!
— Но кто из нас чист?
— Вопрос не в этом, в другом! Вспомните своего брата, не Лиса, а Ганнвера эрт Ирина! Поразмыслите, о чем он мечтал, какие требования предъявлял к себе самому! Главные наши враги — мы сами! Время и обстоятельства меняют нас, то, на что надеемся, чему верим в детстве, с годами проходит, но остается в памяти, как нечто светлое, недосягаемое, к чему хочется вернуться! Лис жил в Царь-городе, а Ган глядел на творимые дела, как будто со стороны, оправдывал даже. Только все проходит! Сложно смириться с тем, что противоречит нам самим! До поры мы принимаем, успокаиваем свою совесть, но рано или поздно устаем…
— Ган устал? Вы серьезно? Большей чуши мне слышать не доводилось!
— В моих словах нет и доли шутки! — эрт Лагор тоже поднялся, взгляд его строгий, пронзительный, неотрывный, беспокоил меня, и спустя пару минут поняла, почему.
Воспоминание больно кольнуло в самое сердце, давние надежды Ганнвера, о которых он мимоходом рассказывал мне во время тренировок, его боль, что пытался скрыть за обидными шутками. Я не понимала, но вынуждена была признать:
— Смерть — осознанный выбор Гана…
— Да, — подтвердил Ренд и со вздохом сознался, — и я не верил, пока…
— Пока? — сердце мое замерло.
— Пока не увидел, как Лис улыбается, глядя на своего палача, как шутливо кланяется, принося благодарность Кровавой королеве.
Спрятала лицо в ладонях, всхлипнула, но остановилась, приказывая себе успокоиться.
— Спасибо, — на выдохе сказала Ренду, принимая его ответную грустную улыбку.
Выбежала из сарая, собираясь заняться делами, хватит жить, надеясь, что другие сделают нечто важное за меня! Как быть с Алэром?.. Я подумаю о нем позже!
Зима властвовала в северном крае, свинцовые тучи закрывали небесную синеву. Кружил ветер крупные хлопья снега, заметая двор и следы тех, кто бродил по нему. Только я, не обращая внимания ни на кого, торопилась в замок.
В главном зале, на удивление, было тихо. Слуги медленно расставляли столы, а на помосте обнаружилась Беккитта, сидящая в гордом одиночестве. Она подняла бокал, приветствуя меня, и я смело направилась в ее сторону, незаметно подмечая, все, что делают слуги.
— Хозяйка, — улыбнулась змея. — Выпьешь со мной? — и после секундного раздумья, — Ниавель…
— С удовольствием, Беккит, — по законам гостеприимства сама разлила эль по кубкам.
В молчании мы трижды подняли чаши с крепким напитком, и я в очередной раз подняла кувшин, жестом выпроваживая слуг, приказывая оставить нас наедине. Рука моя не дрогнула, когда снова подняла кубок, я не отрывала взор от лица собеседницы. Беккитта сделала глоток, а после с ухмылкой заявила:
— Вижу, и унылая ханжа может на что-то сгодиться!
Теперь знаю точно, что нужно сделать, как вызвать врага на откровенный разговор, довести до точки кипения, заставить обернуться. Прикоснулась к краю кубка, отпила и отважно бросилась в атаку.
— Да, — к чему отрицать правду, — я стала демону хорошей женой! — старательно сделала вид, что безумно этому рада.
Беккит мрачно смотрела на меня, и в душе моей возникли сомнения, все-таки соперница не наивная девчонка, живущая эмоциями. Змея тоже раздумывала, изучая меня, гадала, осталась ли ее пленница прежней. Она осушила чашу, усмехнулась:
— А-а-а тебе интересно… Но ты не сможешь понять!
Торопливо наполнила ее кубок снова и, приняв смиренный вид, промолвила:
— Дай, хоть попытаюсь…
Скользя по мне захмелевшим, но злым взглядом, Беккитта решила показать свое превосходство и первым делом кинула в лицо яростную фразу:
— Северяне! Как я вас ненавижу!
Я молчала, делая вид, что мой интерес поверхностный, будто мне все равно, расскажет она или нет. Ухмыльнувшись, но, так и не разгадав мой тайный замысел, Беккит отчего-то выбрала откровенность.