— Да ну тебя, атахы, — сконфузилась хозяйка и ушла за занавеску.
Гость отпираться не стал, поблагодарил хозяина за догадку:
— Агай, ты будто насквозь видишь, что к чему. Я и вправду должен скрываться от людей, даже от земляков. Но что поделаешь, стосковался по родному краю и не утерпел.
— Ладно, братец, не надо лишних слов, ты наш желанный гость. А где же ты сейчас проживаешь?
— На кордоне.
— М-м-м, далеко!.. — Хозяин задумался. — Говорят, что появился замечательный кураист Ялан-Еркей. Ты с ним не встречался?
— Еще бы не встречаться, если я и есть Ялан-Еркей! — расхохотался гость.
— Ты-ы-и?!
— Вот именно!.. Довелось мне жить в бурзянских аулах, там много кураистов и, добавлю, отличных музыкантов! И все зовутся Еркеями. А меня прозвали, чтобы не запутаться, Ялан-Еркеем, степным Еркеем.
— Ишь ты-ы-и! Выходит, и песня «Ялан-Еркей» твоего сочинения? — продолжал изумляться хозяин.
— Вот именно, мое собственное произведение.
— И-и-и!.. Может, ты не поверишь, но у нас нет дома, где бы не пели эту задушевную песню.
— Отчего не поверить? Верю!
— А с Буранбаем встречался?
— Нет.
— Что ж ты, братец! — упрекнул хозяин. — Его песни у нас тоже славятся. И молодые, и люди в годах, слушая его песни, то смеются, то плачут… Ты, кустым, постарайся с ним встретиться. Он, мне говорили, из военных.
— Буду в Оренбурге — поищу, — ухмыльнулся гость. — А ты, агай, скажи мне, где Салима? Мне надо обязательно ее повидать. Ради нее и приехал.
— Разве не женился?! — ахнул Янтурэ.
Из-за перегородки выглянула хозяйка — значит, подслушивала.
«Что за непонятный гость! Все у него не так, как у добропорядочных людей».
— Знаешь, не лежит сердце ни к одной. Сватали и красивых, и разумных, и с приданым. Не могу забыть Салиму.
— Тебе ведь тридцать стукнуло?
— Через три года стукнет.
— У меня-то в твои годы сколько было ребятишек, что гороха!
— Тебе повезло — суженая родилась, выросла в соседнем доме. И какая достойная! — искренне сказал гость.
За перегородкой звякнула чашка…
Янтурэ поудобнее уселся на нарах и вполголоса, осторожно подбирая слова, начал:
— Салима долго тебя, братец, ждала. И меня о тебе расспрашивала. А молва пошла по аулам и до Шонкара докатилась — утонул, дескать, в Хакмаре. Сильно убивалась, конечно, бедняжка… Ну, братья настояли на своем — выдали замуж. А что ей оставалось делать? Косою удавиться? Знаешь старшего сына Мухаматши-бая?
— Ахматуллу?
— Да.
— Э-э-эх, — застонал Буранбай и закрыл лицо шапкой.
Сахиба не выдержала, выскочила, раздвинув занавеску:
— Не рви, атахы, сердце гостю!
— Не стану же я его обманывать…
— Спасибо, Сахиба-енгэй[11], но лучше сразу все узнать, — сказал Буранбай и решительно встал, шагнул к порогу. — Я должен ее увидеть немедля!
— Погоди! — вцепился в него хозяин. — Ты погубишь и ее и себя!.. Нельзя же самому совать голову в петлю! Надо устроить все с верным расчетом.
— Когда же кончится власть денег? — спросил и его и себя гость.
«Никогда!..» — подумал Янтурэ и трезво напомнил:
— Учти, за твою голову была обещана награда — триста рублей.
— И нашлись бы башкиры, которые польстились бы?
— Люди разные, кустым. Как поручишься за каждого? Есть и такие изверги, которые за крупные деньги не пощадят отца-мать! Бедняки бескорыстнее, честнее рвущихся к богатству. Бедняк и под пыткой не выдаст.
Рассуждения хозяина были разумными.
За окном послышались голоса. Сахиба заглянула и сказала безрадостно:
— Старики идут.
По лицу Янтурэ скользнула дымка недовольства, но всего лишь на мгновение: надо встречать — обычай.
— Держись настороже, помалкивай, где живешь, куда едешь, — посоветовал он Буранбаю и с почтительными поклонами вышел на крыльцо. — Милости просим, аксакалы! Проходите, гости дорогие! Ко времени пожаловали. Сам собирался вас звать, да запоздал, извините. А у меня гость желанный! Кунак! Еркей, музыкант и певец, заглянул проездом.
Старики с величественным видом, чинно, неспешно ступили в горницу.
— Ас-салямгалейкум!
— Вагалейкумассалям, достопочтенные аксакалы, — низко поклонился им гость.