— Тебе виднее, святой отец! — покорно ответил отец жениха.
Мулла знал, что за освящение бракосочетания он получит десятую часть калыма, и потому сказал с восторгом:
— Значит, приступим!.. Но сперва возблагодарим Аллаха за обильную трапезу. Аллаху акбар!
Гости погладили лица, бороды ладонями и хором затянули:
— Аллаху акбар!
Мулла обратился к отцу невесты — начальнику кантона Бурангулу за согласием свершить никах.
— Читайте! — сухо сказал тот. То ли от высокомерия, то ли от неодобрения поспешного брака Бурангул угрюмо молчал за обедом.
Один из молодых гостей неосторожно спросил:
— Разве свершается никах без жениха и невесты?
Соседи затолкали его локтями в бок:
— И без тебя знают!
— Не суйся с советами!
Мулла грозно осадил дерзкого юношу:
— Ни стыда, ни совести! Есть, кажется, почтенные хранители благочестия. Никах — родительская клятва.
Старики молчанием одобрили это свидетельство служителя мечети.
Мулла взял Коран и внятно, отчетливо прочел суру о таинстве брака.
— Согласен ли ты взять в жены сыну своему Сафию, законную дочь начальника кантона Бурангула? — спросил он строго Ильмурзу.
— Согласен.
— А сын согласен?
— И сын согласен.
— Согласен ли ты отдать дочь свою Сафию за законного сына Ильмурзы Кахыма? — обратился мулла к Бурангулу.
— Согласен.
— А дочь согласна?
— Стану я ее спрашивать! — побагровел Бурангул. — В нашем роду судьбу дочери неизменно решал отец!
— Мы слышим голос достойного мужчины! — восхитились свидетели церемонии.
Записав в книгу имена сочетающихся браком, мулла Асфандияр прочел заключительную молитву, сказал «Аминь».
Гости рассыпались в пожеланиях:
— Да пошлет Аллах счастья новобрачным!
— И долгой жизни молодым!
Ильмурза и Бурангул поднесли собравшимся подарки: старцам — подороже, молодым — подешевле.
Мулла протянул Ильмурзе чашу с освященной водою.
— Окропи святой водицей сына и Сафию-килен[25]!
На этом обряд исяп кабула и никаха завершился — Кахым и Сафия отныне и до скончания века стали законными мужем и женой.
Сияющий от исполнения сокровенного желания Ильмурза хлопнул в ладоши, дверь открылась, служки внесли блюда с горячими, с пылу, с жару, кушаньями, бодро кипящие самовары, и пир возобновился с новой силой.
23
После малой свадьбы Кахым преподнес теще, теперь тоже вполне законной, лисью шубу. И получил право навестить молодую жену. Однако на пути к новобрачной возникло множество утвержденных обычаями преград. Калым еще не выплачен, и двери дома тестя и тещи на прочных засовах. И все же встретиться возможно, но как бы украдкой.
На коне, в праздничном бешмете, удалой джигит неспешно ехал по оренбургской улице. Вдруг на всадника накинулась ватага подростков.
— Пока не подаришь по ножичку, не пропустим к Сафие-апай!
— Хвост жеребцу оторвем, если не одаришь ножиками!
Кахым беспрекословно подчинился, вручив паренькам по маленькому ножику, после чего озорники расступились, пропустили его и даже некоторое время сопровождали с восторженными криками. Едва конь перешел на размашистую рысь, на дорогу высыпали девушки. Крепко сцепившись за руки, выстроили веселую, смеющуюся, приплясывающую изгородь.
— Эй-ей, молодожен, а где же твои дары?
— Вашим братишкам раздал ножички, а вам, красотки, ничего не привез! — попытался отшутиться джигит, горяча коня.
Но смелые девицы взяли всадника в кольцо, теснили, хватались за посеребренную уздечку.
— А где монеты?
— Без подарка не проедешь!
И запели хором:
Кахым кинул на землю пригоршню монет и весело сказал:
— Ах, какие вы пригожие, ах, какие добренькие, сестрички! И далее не оставляйте меня, бедного, попечением и заботой!
Но девушки и ухом не повели на такие льстивые слова:
— Не велик же твой подарок, милый зятек!
— Если жадничаешь, то не скажем, где спрятана твоя Сафия!
— Скажи-ите, ради Аллаха, скажи-ите! — притворно жалобно заныл всадник.
— А вот и не скажем!
Самые бойкие, храбрые схватили его за сапоги:
— Стащим с седла, скупец!