Никому и в голову не пришло пускать в ход карабин. Белый медведь занесен в Красную книгу. Его охраняет строгий закон. Дознаются — а в Арктике, как в деревне, ничего не утаить,— штрафанут так, что взвоешь. И не поверят, если скажешь, что, мол, мишка угрожал твоей жизни. К человеку он настроен дружелюбно, точнее, как бы не замечает его. От нападения белого медведя за полсотни лет погибло не более десяти человек, и все эти нападения были спровоцированы человеком. В общем, правильный закон.
Во всем мире нынче только десять тысяч белых медведей бродят...
А в ноябре к нам заявился одинокий самец. Правая передняя нога у него была в два раза толще остальных. Он лег возле барака и громко заревел. Как раз в это время была связь с базой экспедиции, расположенной в большом арктическом поселке. Сообщили о происшествии. Через три часа на «вертушке» прилетели биологи и врач. Обычно летящего вертолета белый медведь очень боится и в панике бежит от грохочущего чудовища, но хромой самец не двинулся с места, только сжался в ком. Биологи выстрелили в медведя «летающим шприцем». Сильнодействующий препарат обездвижил зверя, он завалился на правый бок. Врач вскрыл нарыв на ноге, выдавил на снег ошметки гноя. Потом извлек из раны сплющенную о кость браконьерскую пулю. Уж не знаю чью. Американскую, канадскую или датскую. Может, нашу, отечественную. Не знаю, где она настигла зверя. То ли в Канаде, то ли на Аляске, то ли в Гренландии, то ли на севере Чукотского полуострова.
Через некоторое время, когда препарат окончил свое действие, белая горка пришла в движение. Самец поднялся и торопливо пошел прочь с ярко освещенной электричеством площадки, в темень арктической ночи.
Приперев лавкой дверь, я громким шепотом сказал:
— Ребята, мишка за дверью! Здоровенный, прямо лошадь!
Молчание. Потом кто-то сонным голосом ответил:
— Да пошел ты... Нашел время шутки шутить.
Ясно. Не верят. Думают — разыгрываю. После появления медведицы с детенышами и хромого самца парни скуки ради частенько этим занимались.
— Не вру же, ребята! — раздраженно сказал я.— Песцовый капкан у него с языка свисает! С цепью! Цепь-то лапищей из потаска выдрал, а с языка капкан как вырвешь?
Подобную картину не нарисует самый изощренный враль, и буровики разом поднялись в спальниках, встревоженно уставились на меня.
— Ну, если сбрехнул!.. Шею намылим.
— Да чтоб мне...
Я не успел договорить. Как бы подтверждая мои слова, за дверью раздалось рычание. Не злобное, а, как мне показалось, жалобное. Не рычание даже — хриплый стон.
Буровики в исподнем, босые соскочили с нар на холодный пол.
Шафаран, старший буровой мастер, наш начальник, проработавший в Арктике два десятка лет и повидавший разные виды, осторожно приоткрыл дверь. Тотчас захлопнул ее.
— И вправду стоит,— сказал он.— Сколь в Арктике барабаню, а такое, чтоб мишка в капкан языком угодил, не видывал. Польстился, дурачок, на песцовую приманку...
— Мужики, да ведь он помощи у нас просит! — с опозданием догадался кто-то.
— Ясно, что помощи. Не на твои красивые глазки пришел посмотреть.
Стояли, с опаской поглядывали на дверь, решали, что же предпринять. Самое разумное, конечно, вызвать,как давеча с хромым медведем, вертолет. Биологи и врачи сделали бы свое дело быстро и профессионально. Но связь-то с базой раз в сутки. Очередная связь была недавно, в шесть утра. Стало быть, надо ждать шести утра следующего дня. Да и вертолет сразу могут не дать, может, санрейс выполняет. Сутки с лишним медведь с капканом на языке ждать не будет. Ему нужна немедленная, срочная помощь. Уйдет в тундру — ищи-свищи его в темени полярной ночи. И конечно же, погибнет бедняга голодной смертью: в его положении ни тюленя добыть, ни пищу проглотить.
За дверью послышался короткий рык, проскрипел снег, затем раздался оглушительный удар по д*зери. Она дернулась; лавка-подпорка полетела на пол. Стоявшие возле порога инстинктивно отскочили внутрь барака.
Поведение зверя в переводе на человеческий образ мыслей, очевидно, означало: «Скорее же думайте, что предпринять! Не видите, что ли, в каком я состоянии?» Он явно торопил нас.
В подобных ситуациях, в критические минуты, разум человека быстр на решения; Шафаран вытащил из ножен, обшитых камусом, свой острейший охотничий нож с наборной янтарной ручкой, бросил рубленые фразы:
— Попробую обрезать язык. Другого выхода не вижу. Страхуйте.
Снимать капкан — значит подвергать себя смертельной опасности. Почувствовав боль, мишка долбанет лапой по черепу — мозги не соберешь. А с ножом риска поменьше, может, отскочить успеешь. Правильно решил наш начальник.
Буровики надели полушубки, унты, нахлобучили ушанки. Двое встали у выхода с карабинами на изготовку. Дверь распахнули настежь.
Медведь с капканом на языке стоял на прежнем месте, в прежней выжидательной позе. Шафаран с ножом в руке медленно, говоря что-то ласковое, пошел на зверя. Отчаянный мужик. Я б не решился.
Два метра до белого медведя, метр... Тот стоял неподвижно, словно окаменел. Шафаран выставил нож.
Широкое лезвие поплыло в воздухе к морде зверя. Остановилось. Шафаран медленно отступил к бараку.
— Дайте-ка закурить,— попросил наш начальник. Его руки крупно дрожали, когда он прикуривал сигарету.— Сдрейфил, однако... Понял: не успею отскочить, еёли лапой махнет. Видели, как он нерпу у лунки караулит? Едва она, бедняга, покажется — рраз по башке! Реакция у него отменная...
Морозный воздух выдул тепло из барака, но дверь не закрывали. Стояли, думали. Стоял, ждал и белый медведь.
Наконец Шафаран вышел из барака и тотчас вернулся. В руке он держал лыжину. Не короткую, обтянутую камусом, а длинную, фабричную. Разыскал обрывок провода. Затем приладил к лыжине, с той стороны, где не было загиба, свой нож. Крепко стянул пассатижами провод. Попробовал: не качается ли
нож? Он был прикручен намертво, так воин штык примыкает к винтовке.
— Ну, я пошел,— сказал Шафаран так, словно собрался на прогулку.— Стрелять только в самом крайнем случае. Ты,— он кивнул мне,— встань у двери. Как вбегу — захлопывай.
И пошел, выставив, как копье, лыжину с ножом на конце.
Медведь поднял левую лапу. Они предпочитают бить левой. Шафаран замер. Зверь опустил лапу.
Дальше все произошло за две-три секунды, не больше.
Шафаран рывком сунул лыжину к морде зверя — тотчас послышался металлический звук упавшего капкана с цепью — и отскочил, влетел в барак. Я захлопнул дверь.
Долгий отчаянный рев раздался снаружи. Мы приперли спинами и плечами дверь. Вскоре рев стал удаляться.
Шафаран приоткрыл дверь. Медведь поспешно уходил прочь с освещенной площадки и поминутно оглядывался на барак. Темень разом поглотила его.
Мы подошли к тому месту, где только что стоял зверь. В снегу лежал капкан, от него тянулся кровавый пунктир. В металлической пасти торчал кусочек языка.
...Утром мы сообщили по рации о происшествии. Еще через день на имя Шафарана пришла радиограмма: «В данной ситуации вы приняли единственно верное решение. Восхищаюсь вашим мужеством. Примите благодарность от меня и спасенного вами медведя».
Подписал радиограмму известный ученый-зоолог. Я читал его книги о животных Арктики.