— Сказывают, у Пояса настиг Вавля князя Василия Сэротетто и отдал его жизнь пятерым каким-то ненцам. Мстили они ему, что ли, не ведаю, но по древнему своему дикому обычаю сняли волосы с кожей вместе с головы, но жить оставили. Для позора вечного.
— Ну, косоглазый разбойник, погодь — изловлю, шкуру сдеру, смирю, — обещал исправник. — Но как взять его? Вразуми меня, Николай Николаич.
— Сила здесь, Владимир Александрыч, не при чем. Сила— она дура. А ты хитростью, умом обойди его. Многие из них падки до водки — подкупи, не жалей и побрякушек, отдай! Приволокут живо. Особливо разговор говори с теми, кто побогаче...
Огнем метался мятежный Ваули Пиеттомин из конца в конец тундр Ямала со своей могучей вольницей. Куда б ни приходил — везде встречала его беднота восторженно и радостно. Шарахалась во все стороны от него богатая родовая знать, хороня оленьи стада. Но он неизбежно находил их (вся тундра помогала ему), отбирал оленей и раздавал беднякам.
...Сколько радостных, счастливых лиц. Даже дымный чад костров кажется не таким едким. Даже скупая, холодная, как кусок льда из полярных морей, луна сегодня улыбается по-особенному. Но кто это хмурится там в почетном окружении у главного костра? Кто этот высокий человек с черными, как полярная темень, волосами, с голубыми и чистыми, как детство, глазами и волевым очертанием губ? Кто он? Почему лежат перед ним нетронутыми вкусные оленьи кости с лакомыми мозгами?
— Ваули, — обращается к нему ненец справа, — почему не выпьешь мозг из кости? Какая росомаха пробежала по твоим слопцам, съела приманку и обмочила след? Разве это твое горе? — шутит охотник.
— Нет, Майри, — отвечает тот, которого назвали Ваули, — промысел выдался хороший... Но ту ли дорогу гоняем мы[17], эту ли тропу...
Неожиданно в полосу огня входят один за другим пять ненцев. Среди веселого застолья, говора и шуток пришедшие выглядят хмуро, лица их торжественны, сутулые фигуры на коротких изогнутых ногах не сгибаются.
Пиеттомин замолчал и, подождав, пока последний из пяти пришельцев появился на свету костра, спросил:
— Почему пятеро мужчин из рода Нырмы Тырово не пьют оленьей крови и не греются у костра?
Пришельцы молчали.
— Говори ты, — указал Вавля на самого молодого бойкого и резвого парня.
— Здесь пять без одного старших сыновей моего отца, — ответил он. — Как будет говорить младший за весь род? Старший будет говорить...
— Пусть так, — одобрительно улыбнулся Вавля. — Уши наши открыты, Алику, — обратился Вавля теперь уже к крайнему с мужественным лицом и жесткими глазами человеку.
Торжественно, медленно заговорил Алику:
— Отец ненцев! И вы, большие люди снега, слушайте нужду нашего рода!
Затих говор у костров.
— Знает тундра от Камня до Большой воды про злого ненца по имени Васька из рода Сэротетто. Худая слава ходит по следам его нарт. Жаден, хоть и богат, Васька.
— Дурная слава ходит о нем — это верно, — повторил Вавля.
— Когда пришли к нам чужие люди в тундру, Васька еще злее стал, — продолжал Алику. — Совсем худой ненец стал. Давно-давно наш род сторожит у него оленей. Предки наши гоняли его стада. Отец гонял. Теперь нет отца — убил его злой Васька. Когда уходил отец в большую дорогу к предкам, позвал нас к себе и отдал жизнь Васьки нам — своим сыновьям.
Алику повернулся спиной к костру и, подняв руку к небу, торжественно проговорил:
— Отец! Видишь, мы исполнили твою волю. Мы пришли к нему, мы идем с ним. Видишь ты, отец, Ваську, привязанного к нарте?
Вавля вскочил на ноги.
— Где князь? Что ты говоришь, Алику?
— Вон за этим чумом, — указал Алику на ближайший чум. — Мы нашли его и привезли сюда, на суд твой, отец ненцев, на месть за отца.
— Ведите его к костру, братья, — опускаясь на шкуру оленя, сказал Пиеттомин. — Пусть расскажет о своих делах.
Братья ушли за князем. Вскоре из-за чума показался Сэротетто в сопровождении толпы оленеводов, которая волновалась и кричала:
— Волк!
— Сермик!
— Проклятый человек!
— Собака!
Князь был испуган и, видимо, не ждал для себя ничего хорошего. Богатая одежда на сутулых плечах старика смялась и испачкалась. Яркие языки лент и медные пуговицы, в изобилии нашитые на одежду, оборвались. Он шел, спотыкаясь и пугливо озираясь по сторонам. Лицо его, потное и искривленное судорожной гримасой, было покорно.
— Кто ты, человек? — услышал он голос из-за дыма костра. — Зачем связали тебя и привели на суд людей?
Ветер рванул воздух, и дым побитой собакой пополз по земле. Князь увидел за огнем человека, которого боялся и ненавидел, которого не видел никогда и всегда избегал с ним встреч. Он опустил голову под взглядом ясных, спокойных глаз.
— Что сделал ты — человек?— снова раздался голос.
— Не знай, — еле-еле прошептал пленник.
— Он не знает!
— Собака!
— Смерть ему!
Толпа заревела, заколыхалась, точно буйный ветер налетел на кедры и гнул их...
Василий Сэротетто съежился пуще прежнего, пряча голову в худые плечи.
— Скажи мне, князь, — услышал тот же голос князец, — слышал ли ты в тундре, чтобы дети снега нарушили старинные традиции своей страны? Разве в тундре потерялись ее законы?
— Нет, не слыхать, — не поднимая глаз, ответил князь.
— Крепки эти законы, князец! Законы говорят: есть у тебя мясо — отдай твоему другу, помоги в несчастье, выведи его на верную тропу к жилью. По этим ли законам живешь, тундровый человек?
Молчал князец, как лед. Молчала и толпа, не смея вспугнуть мысль, идущую от сердца. Ваули продолжал:
— Молчишь, человек? Скажи нам — зачем ты продаешь свой народ худым людям царской власти? Зачем вместе с ними обижаешь людей своего племени?
И снова молчал князец. Костер у ног его почти потух.
— Уйди от нас, человек. Уйди. Собаки наших чумов чуют в тебе незнакомый запах. Это запах не тундры...
— Вавля, — потянулся через костер Сэротетто-князь. — Вавля! Отпусти меня, я дам большую дань...
— Ты не мой пленник, — возразил Пиеттомин, — ты должник рода Тырово. Отдай дань им.
Тут подошел к нему с арканом старший из сыновей Нырмы.
— Вавля...
— Ты — не сын тундры. Ее законы ты бросил. Теперь для тебя нет закона в снегах. Иди!
И его утащили в ночь... Опять разгорелись костры и вспыхнули шумные разговоры. Ваули сидел неподвижно, словно прислушиваясь к своему сердцу.
— Пошто буран налицо пал? — опять спрашивает его Майри. — Или язык примерз во рту?
— Майри, великий тадибей Ямала Вывка гонцов прислал с дарами. Звал с богами разговаривать. Поедем, Майри?
Ходакам задумался. «Хитер Вывка. Обманет ли?» Но затаил тревогу и весело сказал:
— Хой! У наших оленей ноги, как ветер, быстры. Чум шамана недалеко. Едем, друг!
Командовал и распоряжался всем сам Вывка. У костра его чума решилась судьба проклятого шаманами и феодалами дерзновенного Ваули. Весь цвет знати тундры, самые мощные оленеводы, имеющие по пять-десять тысяч голов оленей, смиренно слушали приказы шамана. Здесь был и оскальпированный, напитанный доотказа злобой против Пиеттомина, князь Сэротетто, и главный правитель тундр Тайшин, и Вантуйто, и хозяин черных оленей Хороля и другие обиженные им, озлобленные против него. Вывка говорил:
— Он приведет ко мне упряжку оленей. Будет один-двое, я сказал, что боги не любят толпы. Дорогу в его стан вы лучше, чем в свой, знаете. Идите, ненцы, и возьмите его. Но пусть он не знает обо мне. Я сказал!
Девять нарт оторвались от чума тадибея и помчались в тундру, как на загон зверя. Ехали так, чтобы нарта Вавли оказалась в средине облавы.
Законы снегов требуют, чтобы при встрече путники обязательно остановились. Кто бы ни был, а остановить оленей или собак должен! Редкие встречи людей в молчаливых снегах — счастье! И если ты хорошо знаешь местность, если у тебя есть запасы патронов и пищи — остановись и спроси у встречного, все ли у него благополучно. Если он плутает по снежной пустыне — укажи звезду, на которую он должен ехать. Дай патронов, поделись пищей — так требует традиция.
17
Своеобразный оборот речи. «Гонять дорогу» — значит ездить по дороге; в этом случае — «правильный ли путь».