— И все же, поверь мне на слово и помоги посетить госпожу — ради ее блага!
— Я поговорю с Конрадом, жди здесь.
Вечером того же дня Эйрих второй раз в жизни оказался в личных покоях императора. Конрад был один и занимался чтением каких-то документов. Он поднял голову, услышав легкие шаги юноши.
— Эйвинд? Что скажешь о состоянии больной?..
Тонкие ноздри хранителя затрепетали от еле сдерживаемого волнения.
— Государь, позволь быть предельно откровенным!
— Да, разумеется, иного от тебя я и не жду. И не стой, присядь.
Конрад кивнул на свободное кресло у стола, но юноша отрицательно покачал головой.
— Нет, государь, спасибо. Я уверен, что это яд! А твои лейб-медики применяют лечение от болезни легких!
— Яд?! — император резко поднялся, смяв руками хрупкие листы пергамента. — Ты считаешь, мою жену отравили?..
— Я видел все признаки действия одного из наиболее опасных растительных ядов, государь, — Эйрих тяжело вздохнул и провел рукой по влажному лбу. — Он медленно, но верно разрушает внутренние ткани… и от него нет противоядия, кроме немедленного извлечения из тела и тщательного промывания сразу после приема… увы!
— Значит, Марион умирает… — император тяжелой походкой подошел к приоткрытому на вечерний залив окну. — Когда?..
— Дней через пять, самое большее… — Эйрих с недоумением и возмущением смотрел в сгорбленную спину правителя огромной империи и, наконец, решился. — Государь, почему ты позволяешь им оставаться на свободе?!
Конрад медленно обернулся к нему, и в глазах императора Эйрих увидел знакомое выражение — то самое, которое было во время разговора о смерти Динео полгода назад.
— Потому что у меня нет иного выхода… и нет достойного наследника… и я не убийца, хотя знаю, что многие осуждают меня за это… ты тоже, Эйвинд?
Юноша стиснул руки перед грудью и сделал шаг вперед.
— Нет! Не нужно становиться убийцей, но ты вправе вершить правосудие! Я готов выступить свидетелем того, что слышал — ты на законных основаниях можешь взять преступников под стражу и заточить до конца жизни!
Конрад лишь слабо улыбнулся.
— Мальчик мой, кто поверит твоему слову против слова моего брата и дяди — верховного жреца Ланмарка?
— Так что же, ты позволишь убийцам и дальше уничтожать тех, кто тебе дорог?! — оторопел Эйрих, и уже совершенно не следил ни за тоном, ни за собственными словами. — И чем это кончится? Однажды тебя найдут с кинжалом в сердце в собственной спальне! Может, тебе и наплевать на жизнь, но подумай о тех, кто тебе служит, о тех, кто искренне любит тебя!!!
Услышав вопли Эйриха, в кабинет влетел граф де Вер с обнаженным мечом в руках.
— Хвала богам! Я опасался худшей картины… Что за крики, хранитель?
— Императрица умирает от яда, но я не могу достучаться до разума нашего повелителя, монсеньор! — Эйрих горестно взмахнул рукой и выбежал прочь.
Эту ночь он провел без сна, а утром, как обычно, но с еще более тяжелым сердцем, отправился на службу. Император появился, едва взошло солнце — гораздо раньше обычного. Возложив венок из свежих цветов на крышку саркофага, как он это делал ежедневно, Конрад не опустился на колени для заупокойной молитвы и общения с ушедшим возлюбленным, а повернулся в сторону наблюдающего за ним из пристройки юноши и подошел к нему.
— Вчера я вызвал из столицы двух опытных лекарей, Эйвинд. Оба подтвердили твой страшный диагноз…
— А придворные медики? Они столь беспечны, или в сговоре с преступниками?!
— Тссс, тише, не забывай, где мы… — без гнева и неудовольствия попросил император. — Я вновь обязан тебе, юноша… и хотел бы попросить об еще одном одолжении, — Конрад подвел хранителя к узкой каменной скамье у стены. Оба сели и некоторое время хранили молчание.
— Ты говорил, что хочешь мне поручить, — начал было Эйрих, но Конрад перебил его.
— Не поручить, не приказать, а именно попросить… судя по всему, ты сведущ в отравляющих веществах более моих лейб-медиков… поскольку диагноз подтвердился, и состояние леди Марион к утру ухудшилось, я бы не хотел заставлять ее мучиться еще несколько дней…
Эйрих нервно сглотнул, поняв, какая просьба готова сорваться с языка правителя — он не раз слышал подобное из уст поздних посетителей старика Огги. Иногда его учитель не отказывал.
— Все, что в моих силах, государь…
— Приготовь самый быстродействующий яд, мой друг. Две порции… — взгляд императора был устремлен в никуда.
— Уверяю тебя, государь, чтобы прекратить мучения несчастной, достаточно будет и одной!
Конрад повернулся к нему и взглянул в глаза, умоляя не спорить.
— Я хочу быть абсолютно уверен!..
— Хорошо, повелитель, я приготовлю две порции, и не позже сегодняшнего вечера передам лично тебе в руки, — кивнул юноша, сглатывая нервный ком в горле.
— Спасибо тебе, Эйвинд, я не забуду… — на мгновение прохладная ладонь правителя накрыла горячую руку юноши. — Иди же и скорее займись этим!
Через сутки леди Марион не стало. Ее хоронили в закрытом гробу, чтобы скрыть жуткие иссиня-черные пятна на лице и теле. Конрад стоял у открытого саркофага, молча сжав тонкие губы, и все так же глядя в пространство, подобный статуе самому себе. Зато его дядюшка, прибывший на похороны одним из первых аристократов, развил бурную деятельность — пригласил лучшего в стране архитектора для украшения новой усыпальницы на склоне живописной горы, заказал изображения усопшей и памятные монеты из чистого золота.
Монсеньор де Борнейль не знал, что за всеми его действиями внимательно наблюдают холодные синие глаза, скрытые капюшоном неприметной в пестрой толпе придворных белой мантии хранителя. Глаза, уловившие блеск торжества во взгляде верховного жреца: «Празднуешь победу, старый мерзавец? Ну что же… Динео! Леди Марион! Прежде, чем солнце зайдет за горизонт, вы получите свою виру!..»
Эйрих забросил в рот крупную темно-бордовую сливу и, поправив на груди складки мантии, уверенным шагом направился к охраняемым дверям покоев императорского дяди.
— Я — хранитель Гробницы. Монсеньор де Борнейль желал видеть меня.
Стражники переглянулись — они не получали никакого приказа относительно столь позднего визита, но четкий голос юноши и надменный взгляд его синих глаз сделали свое дело — перед ним распахнулись обе створки дверей.
Верховный жрец уже отпустил свою прислугу и готовился к отходу ко сну, хотя еще не снял длинного роскошного халата, расшитого крупным жемчугом. Готфрид де Борнейль изумленно уставился на хранителя Гробницы:
— Ты?..
— Монсеньор… — Эйрих грациозно опустился на одно колено и склонил голову в самом почтительном поклоне, — я посмел потревожить вас, простите…
— Надеюсь, для подобной дерзости у тебя найдутся достаточно веские основания! — проворчал верховный жрец, но по голосу юноша понял, что его маневр произвел должное впечатление, и как бы несмело поднял голову и уставился умоляющими глазами на скептически выжидающую физиономию императорского дяди.
— Если монсеньор будет столь милостив… и найдет горячее желание служить ему весомой причиной… — чуть слышно, с восторженным придыханием пролепетали влажные темно-розовые губы, то и дело увлажняемые кончиком язычка. — Я мечтаю стать жрецом, монсеньор герцог! И лишь вы в силах помочь мне!
— Вот как?.. Бывший раб мечтает служить бессмертным богам?.. — де Борнейль прищурился, плотоядно оглядывая стройную коленопреклоненную фигуру. — И даже научился смирению, как я погляжу…
— О, да, мой господин! И я готов доказать вам свою преданность! — Эйрих театрально воздел руки ладонями вперед. Старик клюнул — он ухватил юного красавца за тонкие запястья и рывком поднял с колен, притянул к себе.