Александр Леонтьев:
Конечно, Мишку не вернешь. Но когда Лешка исполняет его песни, обертона брата проскальзывают в его голосе даже помимо его воли. Это ценно. Когда мы раз в год играем с ним концерты памяти Горшка, мне чисто по-человечески просто кайфово. Как-то максимально близко это получается к тому, чего хочется. К «Кукрыниксам» я всегда относился с большим пиететом, Лешку очень люблю, и дружить с ним буду всегда.
«Прощание» – А. Щиголев, 2013 г.
А.Куликов
Александр Леонтьев
Яков Цвиркунов
Надвигается «Северный Флот»
К весне 2014-го «Северный Флот» был вполне готов к наступлению. Для любой новой группы, наверное, самым сложным моментом является процесс нащупывания собственного стиля. А уж для музыкантов, которые до этого прославились в другой известной команде, это тяжело вдвойне. Ведь нужно не только уйти от наработанных приемов, но и сохранить преемственность.
Какие перспективы у группы, оказавшейся на месте «Северного Флота»? Превратиться в вечный мемориал своим предшественникам. Играть концерты, процентов на 80–90 состоящие из каверов на себя, прежних. Стыдливо вставить в программу пару блеклых новых песен, которые поклонники вежливо выслушают, чтобы тут же забыть о них под вожделенные шлягеры. Музыкантов «Северного Флота» такая участь категорически не устраивала. Они пошли сложным, но и продуктивным путем самостоятельной творческой единицы.
Запись первой же песни «Северного Флота» «Стрелы» сопровождалась мытарствами. Изначальная – попавшая на радио – версия известного питерского режиссера Андрея Самсонова, в чьем послужном списке значатся альбомы «Аквариума», «Сплина», «Мумий Тролля», «Пикника» и Земфиры, музыкантов не устроила из-за звучания вокала и гитар. Песня уже игралась в туре «Прощание», но тут не обошлось без эксцессов.
Александр Леонтьев:
Уже тогда Андрей Сергеевич Князев был недоволен и пытался ставить ультиматум, что мы эту песню играть не должны. Мотивация была такова: мы используем прощальные концерты как пиар для своего будущего коллектива. Тут остается только пожать плечами. Может быть, он в чем-то и прав, но суть-то в другом. Я эту песню писал не для того, чтобы подмазаться. Эмоции, которые в ней выражены, совершенно искренни. «Стрелы» хотелось играть на этих концертах, потому что песня идеально встраивалась в их канву.
С Князевым в этом туре было вообще много забавного. Многие помнят, что я последний тур играл в шапке. Мне было очень неудобно, но возникло желание играть в шапке. Закрывая историю «Короля и Шута», я сам для себя на энергетическом уровне подчеркивал, что шапка, символизировала то, что я здесь и сейчас просто дублирую какого-то другого человека. Стоял посреди сцены незадействованный микрофон для того, кто тут главный. На стойку падал луч света, который подчеркивал, что Миха незримо присутствует на сцене. Нам потом тогдашний техник Аркадий Савельев (который сейчас работает с Бутусовым) в диком бешенстве сказал, что на каком-то из этих больших концертов Князь вышел на сцену и первым делом этот микрофон убрал. Возможно, он недопонял, зачем это было нужно, хотя, на мой взгляд, все было довольно прозрачно. Я вообще не понял, что это было, и мы тогда этому значения не придали. Но маразм полнейший.
Несмотря на ту огромную роль, которую сыграла песня «Стрелы» для только-только зарождающейся группы, музыканты не считали ее основополагающей. На этапе группы «Кукрыниксы» Леонтьев еще не разбирался в искусстве аранжировок, хотя и сочинял действительно искренние песни. Работая с Михаилом Горшеневым, он свои «металлические» навыки удачно использовал там, где это было нужно. Тем более и Горшок всегда тяготел к тяжелому звучанию. Но писал он более доступную и мелодичную музыку, мысля несколько иными категориями.
Александр Леонтьев:
Миха – поп-композитор в хорошем смысле слова: поп-музыка, фолк, в чем-то даже классицизм. У него была школа хорошей советской песни, ведь его отец и мать тоже пели, а он слушал хорошие и правильные пластинки. Но писать тяжелые песни он не мог. Поэтому несколько знаковых композиций, типа «Мертвого анархиста», были созданы при моем участии. Естественно, это не соавторство, а скорее содружество. Потому что играю я, например, какой-то риффак, а Миха под него поет. Получается «Мертвый анархист», «Инквизитор» или «Исповедь вампира». Даже строй, который мы использовали, тоже из хард-н-хэви – в панк-роке мало кто играет в пониженном строе. К тому же стиль мой не формировался самостоятельно, поскольку все эти годы я не писал музыку сам. Мне это просто было не нужно. Есть честное отношение, есть один-единственный коллектив. Никто из нас ни в каких сайд-проектах не участвовал, поэтому все лучшее, что могли, отдавали в эту группу. Каждый и без остатка.