— Что это? — осторожно полюбопытствовал Андрюха.
— Эта штука делает мужчину мужчиной, — важным голосом сообщил Арсюха. Баба получает такое наслаждение — м-м-м... Будто барыня, которая сладко л) землянику ест со свежими сливками. И мужик не устаёт — может хоть сто раз подряд сделать своё дело — такая у этого предмета сила. — Арсюха приподнял бумажную пачечку.
— Кто же изобрёл такой механизм? — с завистью спросил Андрюха.
— Как кто? Англичане, — убеждённо ответил Арсюха.
— И думаешь, деревенские мушки разберут этот товар?
— Всё покупать не будут — не по карману, а десятка два орлов приобретёт. Тем более вещь эта — вечная. Резиновая.
— А как она выглядит? — Андрюха щёлкнул ногтем по пакетику — попал улыбающемуся джентльмену точно по зубам.
— Обычная варежка.
— Со шнуровкой?
В твёрдом взгляде Арсюхи проступило сомнение.
— Если честно — не знаю, — решил признаться он.
— И что делают с этой резиновой варежкой?
— Надевают на причиндал поплотнее и работают ею до посинения.
— Нет, не купят её у тебя деревенские мужики. — Андрюха с сомнением покачал головой. — Не поймут.
— Денег в деревнях полно, это я знаю доподлинно точно, — сказал Арсюха, — накопил народ. Дальше копить нельзя — деньги гнить будут. Так что купят, будь уверен... И это купят. — Он достал из чемодана банку тушёнки, подкинул её в руке. — Очень нужная вещь для охотника, когда он на пару месяцев уходит в тайгу. Англичане называют это дело, — Арсюха поморщился, стараясь выговорить незнакомое слово, внутри у него что-то заскрипело, он напрягся и с облегчением вздохнул: — «Стью мит».
— Что это такое? — настороженно спросил Андрюха. — Не отрава?
— Сам ты отрава! — возмущённо щуря подбитые глаза, заревел Арсюха, замахнулся на собеседника железной банкой.
— А как переводится на русский язык? — поспешил спросить Андрюха. Куцые редкие бровки на его лице вскинулись.
Арсюха опустил банку, поездил из стороны в сторону влажным ртом.
— Не знаю. Вот наш лейтенант английский знает, а я — нет.
— Но ты произнёс это мудреное словечко без запинки.
— Это я заучил специально. — Арсюха важно наморщил лоб. — Как думаешь, пойдёт у меня в деревнях торговля этими банками или нет?
Андрюха приподнял одно плечо.
— Как сказать... Мужики, конечно, обомлеют от этого товара, особенно... — Андрюха выразительно пощёлкал пальцами, — ну, от этого...
— Чего «особенно»?
— Ну, от этого самого, что на причиндал навинчивается...
-— По-английски это называется «гондон». — Вид Арсюхин сделался ещё более значительным.
— Мужики в обморок будут грохаться — во передовая наука до чего доскреблась...
— Мне не это важно знать, — перебил его Арсюха, — будут мужики рассупонивать свои кошеля, чтобы купить товар, или нет?
— Думаю, что будут, — обнадёжил Арсюху знаток деревенской жизни Андрюха Котлов, переступил с ноги на ногу, железный пол гулким стуком отозвался на это движение, вызвал на зубах невольный чёс.
— «Думаю» или точно будут? — Из подбитых глаз Арсюхи брызнул угрюмый фиолетовый огонь.
— Точно будут, — ответил Андрюха, отбросив всякие колебания.
— Ты ведь, по-моему, то ли женился в этих местах, то ли родился, а?
— Никогда здесь не был. Даже во сне.
Миноноска, немного оторвавшись от расхлябанных, с дырявыми машинами мониторов, первой шла на юг. Мимо тянулись затихшие зелёные берега. Высокие спокойные деревья, сосны с тёмной, иссушенной летней жарой хвоей, нескошенная высокая трава, подступающая к самой воде, берёзы, с немым удивлением взирающие на проплывающие суда, и — кроме чёрных тяжёлых воронов, приветствовавших экспедицию хриплыми голосами, — ни одной живой души. Ни зверей, ни людей, ни домов в сочных зелёных распадках.
Такое странное безлюдье заставляло невольно сжиматься сердце, в груди делалось холодно, люди старались прикрыться железным бортом, встать за рубку, за трубу, пышущую искрами — в этом безлюдье невольно возникало ощущение, что с берега обязательно должны раздаться выстрелы.
Но выстрелов не было.
Из-под миноноски, из-под косо срезанного форштевня неожиданно выскочила крупная рыбина, блеснула широкой горбатой спиной и, будто дельфин, снова врезалась в воду.
Арсюха охнул и с перекошенным от азарта ртом схватился за сердце.
— Это же сёмга! Килограммов на тридцать.