Робежниеку ничего не остается, как везти солому обратно.
Он решил не возвращаться по той же дороге. Лучше сделать круг верст в десять, чем еще раз попасть в толчею. Выбравшись на большак, старик недолго раздумывает, затем сворачивает в сторону. Доедет до усадьбы Тылты, оттуда лесом доберется к дому.
Подул ветер. Начинает идти снег. Робежниек поднимает воротник и поворачивается спиной к ветру.
Постепенно вьюга усиливается, и снег валит уже большими хлопьями. Вихрь навивает вокруг кустов белые пряди. Дальние рощи порою исчезают, словно за пушистым покрывалом. Пусть валит снег. Скоро рождество, а зимнего пути еще нет и в помине. После праздников нужно возить дрова — еще летом куплены. Дома один хворост остался. Шипит, а гореть не хочет без сухой растопки. Лиена каждый день ворчит и тайком таскает колья из поваленной ветром изгороди… Растеряха проклятущая!
Старик задумывается о хозяйстве и о своих болезнях. Опять в левом боку колет. Всю прошлую ночь кололо и опять колет. Уже две недели, как пьет отвар из сушеных березовых листьев и белого мха, но не помогает. Придется испробовать средство, которое ему как-то раз посоветовали. Прошлогодние еловые побеги и можжевеловые ягоды… Вернулась ли Лиена? Вскипел ли на плите чайник? Вряд ли! Его вновь охватывает тревога и злоба при воспоминании о всех сборищах, суетне и безбожных речах.
— Сто-оп, старик!
Четверо молодых людей окружают сани.
— Куда путь держишь, папаша?.. Подвези нас.
Робежниек боится этих чужих людей. Боится и сердится, — у него предчувствие, что добром это не кончится.
— Смилуйтесь, господа. Небось сами видите, какая у меня лошаденка.
— Ничего не поделаешь, папаша… — Они уже собираются садиться.
— Ну, что вы… Лошадь у меня совсем не подкована. Порожняком — и то трудно. Вон в усадьбе Тылты… Пара вороных, не удержишь. И повозки…
— Ничего не поделаешь. Да вы не бойтесь. Тут недалеко. До дзильнской корчмы и обратно. Мы заплатим.
Обещание заплатить смягчает немного старика. Все же как-то боязно. Едва притулившись на передке, он сердито стегает лошаденку.
Временами пытается прислушаться к разговору этих людей. Но говорят они мало и так, что старик все равно ничего не понимает. Тогда он перестает обращать на них внимание, только понукает лошадь и загадывает: далеко ли еще…
Недобрые это люди, решает он. Наверно, из тех… социалистов. Но страх и нетерпение постепенно проходят. Будь что будет… Скорее бы только добраться и назад.
Едут они, как Робежниеку кажется, очень далеко, в Озолиеши. Эту волость он знает почти так же, как и свою… Сворачивает на какой-то проселок, потом в лес. Ага — к леснику…
Шагах в пятидесяти от дома лесника, за ельником, ему велят остановиться. Один остается с ним, трое уходят. По дороге они что-то вытаскивают из внутренних карманов и суют в наружные. Оружие… Робежниека кидает в дрожь. Еще стрелять начнут, окаянные… Пробует заговорить с оставшимся, но тот не отвечает, тревожно поглядывая в сторону лесной сторожки.
Оттуда доносятся шум и голоса. Потом все стихает, и отчетливо скрипят шаги по снегу.
Возвращаются. Ведут одного. Робежниек глядит и не верит глазам. Управляющий имением Озолиеши, эстонец Бренсон.[11] А говорили, что он удрал с баронами. Однако это он. Настоящий великан, в широченной шубе и глубоких калошах. Только он как-то неестественно сгорбился и обмяк. Руки засунуты в рукава, барашковая шапка надвинута на глаза. Робежниек в нерешительности: то ли снять шапку, то ли нет.
Бренсон всматривается в возницу. Узнает.
— А, Робежниек, это ты приехал за мной?
— Да, барин. — Он думает, что бы ему еще сказать.
— Не рассуждать! Садись! — кричит на него человек с белым полным лицом. Робежниек вздрагивает.
Управляющего сажают в сани спиной к лошади. Когда Робежниек, дергая вожжи, немного подается назад, он упирается в широкую спину Бренсона. Двое садятся по бокам, а двое шагают рядом с санями, слева и справа.
Робежниек знает прямой путь к дзильнской корчме. Снега еще мало. Но земля подмерзла, и можно кое-как доехать по лугам и низинам. Подвигаются медленно.
Когда проезжают барский луг, Бренсон опять пытается заговорить. Робежниек вслушивается. Говорит он по-латышски правильно, с чуть заметным эстонским или немецким акцентом. Но голос кажется совсем незнакомым.
— Куда же это, господа, вы меня везете? — Он как будто пытается шутить.
— Туда, куда всех господ везут, — резко отвечает круглолицый.
— Не понимаю, — немного погодя снова начинает управляющий. — Почему? Что я плохого сделал?
11