Выбрать главу

Снег, льдисто-белый и от того еще более яркий, ловя солнечные блики, резал глаза. На его фоне все казалось ещё более живым и красочным. Создавалось ощущение, что и сам город был выстроен лишь для того, чтобы, сходясь со снегом в одной точке, кружить голову людям.

Взор художника цеплялся за каждую мелочь двора: вот разноцветная детская площадка, полускрытая снегом, вот молодые мамы с колясками укачивают своих чад, вот и хрупкая фигура девушки, играющей со своей собакой.

При виде Нины по сердцу полоснуло кинжалом. Максим захотел отвернуться, забыть о том, что ее видел, но так и не смог отвести взгляд. Так сильно ему сейчас хотелось оказаться там, рядом с ней. Просто смеяться и радоваться жизни, заставляя Марка раз за разом приносить палочку или диск.

Только вот пути к ним уже не было. Или же Максим не догадывался о его существовании, не понимая, почему Нина начала его избегать? А ведь она и вправду обходила его стороной: не подходила на улице, поднималась по лестнице, чтобы не ехать вместе с ним и Ириной в одном лифте, не приходила в дом, когда хозяин сидел, ожидая ее, словно сумасшедший, не выходя из дома.

Художник не знал и даже не догадывался о причинах, что отдалили девушку от него. А ведь сколько раз он пытался подойти к ней и спросить об этом сам, убедить ее отвечать, повернуть время вспять! Да только каждый раз она сама уходила или же его утаскивала в сторону Ирина. Нечего, мол, унижаться перед кем попало. А она и не была чужой. Но в один момент Максим просто понял, что и вправду устал за ней бегать. Гордость взяла верх над сердцем и разумом, которые, чисто из упрямства, еще не хотели сдаваться.

Поэтому, каждый раз завидев ее, он пытался успокоить то странное, неизведанное чувство, что поднималось в груди. Оно не было похоже на тягу к Ирине. И если последнее сжигало все на своем пути, то это наоборот росло, крепло и цвело в сердце, смягчая нрав художника.

Смирять самого себя сложно. Трудно было заставить разум не думать о ней, не прикасаться то и дело к подоконнику, на котором она любила сидеть, не вслушиваться в тишину квартиры, пытаясь услышать хоть намек на ее музыку. Максим признавался себе в том, что все это бессмысленно: невозможно заставить сердце не желать ее присутствия в жизни. И все же он не сдавался, вытесняя из рассудка сбежавшую неведомо почему от него девчонку. Но сердце не поддавалось ни на один из его уговоров, оставаясь верным себе.

Позади послышались шорохи и дверной хлопок - это Ирина скользнула в ванную. На несколько минут максим отрывается от окна, срывая с постели простыни и белье. Смотреть на них неприятно, пусть художник и сам учинил этот беспорядок. Глупость и сумасшествие: сходить с ума по девушке, но в какой-то момент понять, что не любишь ее ни одной клеточкой души.

- Знаешь, Сень, - он скупо улыбнулся кошке - Я все больше чувствую себя полнейшим идиотом.

Желтоокая красавица мяукает в ответ. Она уж точно не считает его дураком, да только наперед знает, насколько опасна такая связь. Не та девушка, не те чувства. Сенька видит художника насквозь и совершенно не понимает, что держит его рядом с этой неприятной женщиной. Даже для нее - обладательницы воистину кошачьих страстей, остается загадкой глупая привязанность парня. Может быть, он и вправду сошел с ума?

Затолкнув белье в стиральную машинку, Максим возвращается в комнату, к окну. Спокойствия в душе чуть прибавилось, да только Нины во дворе и след простыл. Нет ни нее, ни Марка. Лишь пара подростков, блуждающих без дела, да свора карапузов, пытающихся выстроить  снежный замок.

- Когда же она меня отпустит?

- Разговоры с самим собой до добра не доведут, знаешь ли.

- Догадываюсь, - художник горько усмехнулся, радуясь, что Ирина сейчас не может видеть его лица.

- Тогда прекращай. Незачем попусту сходить с ума, - руки девушки обвили торс парня, ни капли не смущаясь столь тесного положения. Художник поморщился. Эти прикосновения все больше напоминали пытку. И как ей не надоедает эта беспочвенная близость?

- Отпусти, Ир, - он высвободился из теплых рук и повернулся лицом к блондинке, нисколько не озадаченной его поведением. Как и всякая женщина она знала его отношение к ней и ее телу. Но даже теперь не желала отпускать рыбку, когда-то попавшуюся на крючок.

- Раньше тебе это нравилось.

- А теперь нет. Считай, что я устал.

- Ну-ну, - Ирина хмыкнула, подняв руки в провокационно-беззащитном жесте. - Не будь букой. Лучше сходи в магазин за кофе. Проветрись. Успокойся.

Подумав, Максим кивнул. Не то чтобы ему хотелось угодить этой девушке, но он и сам чувствовал потребность в прогулке. Просто чтобы не сорваться и хоть немного отдохнуть от тесноты помещения.

Оделся и вышел из дома. Морозный воздух обжег легкие и горло при первом вздохе, а потом все изменилось. Легкий холод вбил из головы все ненужные мысли и терзания. Стало неожиданно свободно и спокойно. Так, как должно быть на душе.

- Может быть, остаться на улице и никуда не возвращаться? - по-настоящему улыбнулся Максим и направился в обход дома. Ему и вправду хотелось прогуляться, подольше не отпускать этот миг счастья и радости, подаренный воспаленному сердцу просто так, за одно лишь мысленное "спасибо" и желание  жить.

Снег под ногами хрустел и потрескивал, будто и не успели истоптать его вездесущие прохожие. Этот приятный до мурашек звук неведомо откуда взявшимся эхом отдавался в ушах. Редкое для этого города солнце светило, казалось бы, ото всюду. И это приводило парня в такой восторг, что на обратной дороге Максим - обычно на людях замкнутый и несколько серьезный - чуть ли не мурлыкал себе под нос песню, случайно пришедшую в голову.

Радость оборвалась мгновенно. В тот самый момент, когда он, выйдя из-за угла дома, увидел Нину и державшего ее за руку молодого человека. Рядом крутился Марк, почему-то настороженно поглядывая на парня. Парочка смеялась и о чем-то оживленно болтала, не замечая ничего вокруг. Проходящие мимо люди, бросив на них лишь один взгляд, начинали неосознанно улыбаться. А Максим... Художник сделал шаг назад и, зайдя за поворот, прислонился спиной к стене. Отчего-то стало не хватать воздуха, словно резко прекратили такую важную и сейчас необходимую подачу кислорода в легкие, в груди что-то предательски заныло, кольнув раскаленной до бела спицей сердце.

Он стоял там как самый обыкновенный глупый мальчишка. Так прячутся от жестокой реальности бытия люди, впервые познавшие любовь и по-дурацки упустившие ее. Чокнутые, чьи сердца замешаны на грезах и пустоте, от которой может спасти только новое чувство. Такие же несчастные, как и сам художник.

Наконец, будто ударом грома о землю, ему удалось понять то, что он отказывался осознавать вот уже почти два месяца. Он влюбился! Совершенно странно и незаметно. Абсолютно не так, как в прошлые разы. Или в этом была вся суть этого чувства, совсем не похожего на то постоянное ощущение глубокой симпатии к человеку?

Не влюбленность! Не та кратковременная страсть к человеку, что бьет в сердце и рассыпается в прах еще на второй неделе знакомства. Нет! Любовь! Самое сложное и терпкое слово в пелене дней, ошибок и поступков. Самое глубокое, сильное и прекрасное чувство, что есть в мире. Только чтобы принять его нужно не быть глупцом, упустившим удачу, променявшим собственное счастье на кучку ненужных горьких страстей. А ведь, как считал сам художник, Максим был тем самым, кто легко, поддавшись эмоциям и сиюминутным желаниям, променял любовь на пару ночей.

- Кажется, я это заслужил, - тихо вздохнул парень, запуская руку в карман куртки и выуживая оттуда пачку сигарет - спасение от презрения к самому себе. Одна сигарета. За ней следом вторая. Максим все дальше уходил от того всеобъемлющего теплого чувства, что только недавно обдало его жаром, светом и горечью.

Теперь он уже испугался, осознав одну истину, птицею бьющеюся в голове. Он не сможет подойти к ней. И дело тут даже не в том, что кто-то другой так же хотел быть с Ниной рядом. Вся беда была в том, что сказать "я люблю тебя" казалось ему равноценным сдаче в плен. Это была бы добровольная капитуляция перед чувствами, которые так и рвались наружу. И лишь из-за нежелания признавать свое поражение перед нахалкой-жизнью он готов был терпеть боль, прятать невысказанные слова  и прилагать безумные старания, силясь забыть эти прекрасные глаза, тонкие длинные пальцы рук, на запястьях которых так отчетливо видны голубые реки-вены, и тихий голос, сводящий с ума.