Балаш. Прошу не беспокоиться, он сейчас придет. (В среднюю дверь). Папа, гости тебя ждут.
Никто не отвечает. Балаш уходит.
Эдиля. Господа! Я видела здесь какого-то пастуха и в одном белье, понимаете?
Мамед-Али. Вероятно, кто-нибудь из родственников Балаша.
Абдул-Али - б е к. Совершенно верно. И я так думаю.
Эдиля. Да нет же. Я говорю о пастухе. Ну, о подлинном чабане.
Абдул-Али - б е к. Правильно. Так оно и есть.
Мамед-Али. Очень возможно, что он не выйдет к нам.
Эдиля. Этого не может быть. Раз я приказала, значит выйдет.
Открывается дверь, и Атакиши, словно получив удар в спину, влетает в комнату и растерянно озирается вокруг. В другую дверь входит Гюлюш.
Гюлюш (оглядев гостей и увидев отца, бросается к нему). Отец, что с тобой? Кто выставил тебя на посмешище?
Атакиши не решается говорить и делает знаки, что он немой.
Да что с тобой?
Атакиши (забыв о своей немоте, в отчаянии кричит). Ах, дочка, дочка! Я не знаю, что со мной делают!
Все растерянно переглядываются.
Гюлюш (первая овладевает собой). Ну, довольно, хватит! У меня мать такая была. Чуть что - в слезы. (Смотрит на Эдилю холодным взглядом и встречает такой же взгляд Эдили). Простите, мадам, я вас не заметила. Рада вас видеть! Вы еще не знакомы? Отец, сними свою феску. Стоять при дорогих гостях в феске невежливо. И вообще ты ее не удержишь на голове. Тебе нужна другая шапка. (Показывает свою кепку). Вот такая. Причем, ее надо пригвоздить к голове.
Атакиши (испуганно). Как пригвоздить?
Гюлюш (смело). Да, именно пригвоздить, иначе она держаться не будет. Только не эту. Эта стара и тебе не годится. Надо новую. Ты не бойся, отец. Жизнь сама приколотит ее к голове, ты и не почувствуешь. Ну, а пока сними эту. Вот так. (Снимает с отца феску).
Появляется Балаш, подходит к Гюлюш и пытается сказать ей что-то, остановить ее, но она уклоняется от разговора.
Гюлюш. Постой, Балаш. Я представлю его гостям. Отец, знакомься с гостями. Этого ты знаешь. Он твой сын. Неплохой маляр. Только не знает, что без грунтовки краска не держится. А это - одна из интеллигентных дам нашего общества. Насколько я знаю, окончила в Париже курсы маникюра, а здесь хочет заняться скотоводством. Зовут ее Дильбер, для нежности же - Эдиля. Мадам! Вы знаете светские правила. Протяните отцу руку так, чтобы он мог ее поцеловать. Ну, отец, целуй. Когда вдова подает руку, то ее целуют. Ну, целуй же!
Атакиши (растерянно). Как - целовать?
Гюлюш. Целуй! Целуй! Говорю тебе, не бойся, целуй!
Атакиши тянется к Эдиле, чтобы поцеловать ее.
(Останавливает его). Нет, нет, не в лицо, а в руку, не то Балаш обидится... (Подводит Атакиши к Абдул-Али-беку). Этот господин имел когда-то ювелирный магазин, потом стал маклером, а теперь собирается издавать газету. Зовет его Абдул-Али-бек, но за глаза часто называют Надул-Али-беком.
Атакиши хочет поцеловать руку Абдул-Али-беку.
Нет, нет, руку ему целовать не надо. (Указывает на Мамед-Али.) А этот господин был раньше газетным репортером, потом заделался поэтом, а сейчас философ. Что будет с ним дальше, трудно предвидеть. Чтобы показаться оригинальным, он все отрицает. Я не рискую назвать его имя - как бы он не стал отрицать и это. По-настоящему звать его Мамед-Али.
Мамед-Али. Ничего подобного. Имя - вещь условная. При определенных условиях можно назвать как угодно, хотя бы корыто-бек. И термин "настоящее имя" в корне неверен.
Гюлюш. Прекрасно. Пускай будет господин Корыто. Теперь же, отец, ты садись, а я займусь гостями. Сегодня я прекрасно сдала экзамен, а сейчас прямо со стадиона. Бодра и весела. Сама буду вам прислуживать. Одну минуту. (Снимает пальто и, бросив его в угол, выходит).
Все растерянно переглядываются, не решаясь нарушить молчание.
Эдиля. Не плохо будет, Балаш, после спорта дать вашей сестрице немного брома или валерианки.
Балаш. Умоляю вас, Эдиля, не обращайте внимания. Она вечно такая, не знает, что болтает.
Эдиля (тихо). У вас дома кто-нибудь знает о наших отношениях?
Балаш. Клянусь, никто.
Эдиля. А почему вы говорили, что отец ваш немой?
Балаш. Да он и на самом деле немой. Едва выговаривает пару слов.
Эдиля. Вот оно что!
Входит Гюлюш с посудой.
Балаш (идет ей навстречу; резко). Гюлюш!
Гюлюш. Уйди с дороги, Балаш. Чуть посуду не выронила. (Проходит мимо и начинает расставлять посуду.) Ну, как вам понравился наш дом? Вероятно, вы нашли его несколько старомодным, не так ли?
Эдиля (раздраженно). Я ничего не говорила.
Маме д-Али. И мы ничего не думали.
Гюлюш. Что дом...? Неодушевленный предмет! В один час можно убрать по своему вкусу. Сегодня он убран так, завтра будет Эдиля и уберет его иначе. Каждый по-своему. Я же думаю, что его нужно вообще разрушить и построить на его месте новый. Здесь жизнь живых людей переделывают. Что дом?
Абдул-Али-бек. Совершенно верно. И я об этом думал.
Эдиля. Не очень ли у вас остер язык, Гюлюш?
Гюлюш. Я только что его отточила.
Эдиля. Но берегитесь, как бы о камень не задели.
Гюлюш. Ничего, не страшно. Я уже испытывала его. Камень пробивает, только через бычью шкуру не проходит. Как ни вонзаю - не лезет. Но это меня не пугает. Я вообще не из трусливого десятка. Говорят же, смелость города берет... Ну, прошу начинать. Бокалы ждут вас. Это ваш бокал, мадам, а это мой. Балаш, ты займись Эдилей, а с этими я сама справлюсь.
Балаш. Мне заняться Эдилей? Могу ли я иначе?
Эдиля. Где мой бокал? Буду нарочно пить сегодня и много. Балаш меня не оставит одну.
Гюлюш. О, еще бы, он не привык оставлять человека в одиночестве.
Эдиля. А вас, Гюлюш, я теперь великолепно понимаю. Я тоже не из пугливых и большая драчунья. Голова крепка и рога остры. Вам же еще рано смеяться. Как бы потом не разучились. Ведь смеется тот, кто смеется последний.
Гюлюш. Пью за ваше здоровье, мадам Эдиля. Сейчас я только смеюсь, а когда вырасту, хохотать буду. Будем здоровы! (Пьет).
Абдул-Али-бек. Правильно! И я об этом думал. Будьте здоровы!
Балаш. Разрешите мне несколько слов, господа. Теперь стало истиной, что женщина - украшение общества. Общество без женщины точно гнилое дерево. Но не отрицаю - в чадре тоже есть прелесть. Бывает, глядишь, плывет по улице закутанная в шелк таинственная фигура. Словно тайна существования человечества! И никто не угадает, кто она, откуда и куда идет. Представители других наций, идя на вечер, в гости или в театр, берут и своих жен, а мы бываем всюду одни. И невольно скучаем. А между тем женщина, эта прекрасная кукла, призвана развлекать своего мужа и рассеивать его горе. Ходить без чадры вовсе не значит: гуляй с кем хочется. Женщина всегда должна подчиняться воле мужа. Здесь находится мадам Эдиля, которая свободно сидит среди нас и пьет с нами, доказывая этим, как далеко пошло наше общество в своем культурном развитии. Выпьем же за нее!...
Гюлюш. Ура! Музыканты!
Абдул-Али - бек. Правильно, я тоже как раз об этом думал.
Мамед-Али. А мне кажется, что вы подходите к женской эмансипации с обратной стороны.
Гюлюш. Вот что, господа! Если общество гниет без женщин, то и женщина без общества чахнет. Почему же здесь нет жены моего брата?
Балаш (сердито) Гюлюш!...
Гюлюш (не обращая на него внимания). Вам должно быть известно, мадам, что у Балаша есть жена, не правда ли? Мне думается, что никто не станет возражать против ее присутствия здесь.