— Никто еще никогда не пытался защитить его, — распалился Ван дер Вальк. — Что вы сделали — послали ему пистолет в коробке, упакованной как рождественский подарок? Ведь так, по легенде, поступили несколько офицеров с Наварром?
— А вы чего ждали — чтобы я вежливо пошел, держа шляпу в руках, пригласил его получить наградные и поинтересовался, не соблаговолит ли он тихо уволиться из армии?.. В лагере Ланглэ сорвал берет с одного из офицеров, который, по его мнению, не заслуживал права его носить. С офицера, равного по званию. Правила едины для всех. Никто не выбирал специально Лафорэ, как вы, похоже, полагаете. История, месье комиссар полиции, забывает тех, кто не поддерживает свою репутацию в битвах. И мы… я говорю «мы»… не подчиняемся мнению гражданского лица… даже полицейского.
— Нет, — сказал Ван дер Вальк, тяжело поднявшись, — так же как генерал Кристиан Мари Фердинанд де ла Круа де Кастри, потомок герцогов и маршалов, который не подчинился мнению бретонского крестьянина. — Он просто не мог ничего с собой поделать.
— Сядьте, комиссар, — тихо сказал генерал. — Прошу меня простить.
— И я прошу меня простить. Он был вашим мальчиком, и вы пострадали из-за него.
— Эстер Маркс всадила в него пулю. Она была одной из наших. Она глубоко сожалела, что не была там с нами.
— Если бы она была с вами, Лафорэ бы не дезертировал.
— Мне ни разу не пришла в голову эта мысль, — сказал генерал.
Глава 19
— Сколько «л» в слове «интеллект»?
— Одно, — ответила Рут.
— Нет, два, — сказала Арлетт строго. — Ты допустила четыре грубые ошибки в диктанте, значит, получишь в самом лучшем случае шестерку, а то и пять с половиной или даже пять. Снова все перепиши, постарайся хорошенько, и, если будешь по-настоящему внимательной, я уверена, ты заработаешь завтра по меньшей мере девять.
Минут десять стояла тишина, нарушаемая лишь тихим бормотанием, словно за деревянной панелью скреблась мышка.
— Чертова работа.
— Откуда ты взяла такое выражение?
— От тебя.
— Гм. И все-таки это грубость, и ты не должна так говорить. Не нажимай слишком сильно, когда пишешь.
Снова минутное молчание, потом бормотание:
— Мам.
— Что?
— А правда, что Эстер застрелили?
Теоретически Арлетт всегда полагала, что рано или поздно наступит день, когда придется лгать детям, и чувствовала, что так оно и будет. Практически этого, похоже, еще не случалось.
— Что?.. Ты закончила свой диктант? — спросила она, чтобы выиграть время.
— Да.
— Хорошо. Почему ты так решила?
— Я слышала, что госпожа Паап говорила своему мужу. Она думала, что я не понимаю.
— Да. Это правда.
— А кто застрелил ее?
— Рут, наш папашка — полицейский. Он сделает все, что в его силах, чтобы выяснить это. Вот почему он и поехал во Францию.
— Кто-то из Франции?
— Я не знаю… Может быть, теперь он уже знает.
— Это больно, когда в тебя стреляют?
— В меня никогда не стреляли, но я слышала, что не больно. Удар и испуг… Как будто падаешь с лестницы. Она умерла очень быстро, и я уверена, что никакой боли она не почувствовала.
— Прямо как показывают по телевизору. Это были гангстеры?
Арлетт, которая, стоя на четвереньках на полу, вырезала выкройку, опустила ножницы.
— Гангстеры встречаются редко. К счастью. Папашка думает, что это мог быть кто-то из старых знакомых Эстер. Наверное, этот человек был расстроен, немного не в себе, и он почему-то решил, что должен застрелить ее.
— Почему?
— Нездоровым людям часто что-то кажется. Разве у тебя не бывает так, что иногда, когда у тебя температура, начинают сниться страшные сны, будто за тобой гонятся или что-нибудь еще?
— Бывает, но я ни в кого не стреляю.
— Что доказывает, что ты, к счастью, была не очень больна. Однажды, когда я была очень усталой и расстроенной, я запустила кухонным ножом в кого-то. Это было не менее скверно.
— А в кого?
— Не имеет значения. Я только хотела показать тебе, что кто-то может стрелять в людей.
— Они пугались, эти люди?
— Да… немного.
— Эстер не очень легко было напугать. Она была парашютисткой.
— А ты хотела бы стать парашютисткой? — попыталась сменить тему Арлетт. — Передай мне булавки, они на столе рядом с тобой… и завинти колпачок ручки, он разболтался.
— Я могла бы. Я знаю, где этому учат.
— Правда? — мягко поинтересовалась Арлетт, очень надеясь не сходить с этой многообещающей дорожки. — И где же?
— Где-то в Бельгии. Туда долго ехать. Эстер один раз брала меня с собой, на машине.