В 19:15, не переодеваясь и не тратя времени на трансфигурацию мантии в костюм, она аппарировала. Когда-то отдельный кабинет Майкрофта в элитном клубе на Воксхолл был частым местом их встреч, но Гермиона не сомневалась, что в этот раз Майкрофт оказался удивлён её решением. Тем не менее, в назначенное время он ждал её, сидя в кресле у камина.
Гермиона остановилась на пороге, разглядывая его так, словно никогда в жизни не видела. Никто не назвал бы Майкрофта Холмса красивым мужчиной — ничто в нём, от высоких залысин до слишком мягких, женственных, подвижных рук не соответствовало стандартам красоты и даже привлекательности, и сам Майкрофт, вне всякого сомнения, понимал это. Но то, как он себя держал, и то, что он из себя представлял, значило куда больше. Он подавлял, даже расслабленно вытянув ноги к огню и отдавшись во власть собственных мыслей.
Услышав хлопок аппарации, он повернулся, гибким, почти змеиным движением поднялся, оглядел Гермиону с головы до ног и внимательно посмотрел в глаза.
— Вы хорошо выглядите, Гермиона, — сказал он, и в этих словах ей послышалось искреннее, неподдельное беспокойство. Его действительно удивило желание встретиться в клубе, он опасался проблем.
Гермиона молча подошла поближе, остановилась возле камина, но не села в приготовленное кресло. Иначе это слишком походило бы на обычную их беседу. И Майкрофт, конечно, предложил бы чай, и разлил бы его точными, выверенными движениями.
Чая Гермиона не хотела.
Сейчас чай был для неё опасней яда.
Глядя в огонь, Гермиона спросила:
— Как давно вы выстроили эту партию? Разумеется, Майкрофт не опустился до возмущённых отрицаний или оправданий. Он (Гермиона видела боковым зрением) улыбнулся безжизненной улыбкой и сказал:
— Довольно давно.
Это могло значить как «около полугода назад», так и «едва вы вернули мне воспоминания». Или что-то ещё — не было смысла угадывать.
— Интересы Великобритании превыше всего? — произнесла она, не столько спрашивая, сколько утверждая.
— Разумеется, — согласился Майкрофт и напомнил: — Я ведь говорил об этом.
Да, Гермиона помнила. Он действительно говорил. Предупреждал. А ещё до этого — не раз демонстрировал, болезненно и точно.
Она поймала его взгляд, возводя самый мощный из возможных окклюментных щитов. Майкрофт смотрел прямо и спокойно.
Гермиона была не настолько глупа или рассержена, чтобы думать, будто его сердце не пострадало в этой игре. Возможно, оно первым было отдано на растерзание вражеским фигурам. Он швырнул его под копыта конницы и мучился, глядя, как его топчут литые подковы. Его сердцу тоже было больно, оно чувствовало, страдало и даже, в редкие минуты, быстрее билось от блаженства или почти замирало от беззвучной нежности. Просто это не имело никакого значения.
— Магическое сообщество не допустит угрозы своим интересам и шантажа в свой адрес. Как вы там говорили? Британия не ведёт переговоры с террористами, — проговорила она тихо. — Ваша попытка угрожать неприкосновенности нашей тайны…
Майкрофт рассмеялся, но холодным, неприятным смехом, ничего общего не имевшим с настоящим, который — о, она все же верила в это! — был так хорошо ей знаком.
— Гермиона, вы ошибаетесь, — произнёс он мягким тоном, — я не угрожаю Статуту о Секретности и не шантажирую вас. Я действую в интересах граждан страны и подданных Её Величества.
— То есть вашу фразу, — Гермиона прикрыла глаза и продекламировала: — «По счастливой случайности, один датский медиамагнат обладает исчерпывающей информацией о волшебном мире», — мне нужно расценивать как предложение о сотрудничестве?
Майкрофт сложил руки на груди. Сказал:
— Мистер Лонгботтом, очевидно, — так, словно были варианты. Впрочем, варианты действительно были, учитывая, что после фиаско Малфоев он не потерял возможность вести переписку посредством совиной почты. Едва ли у него на заднем дворе дома на Роберт-стрит стоит совятня, не правда ли? И вряд ли почтовые совы обитают в Букингемском дворце.