— Джованни изучал Нектанеба Второго? — спросил я.
— Помешался на этом фараоне. Его привлекало понятие расовой чистоты, а Нектанеб Второй был последним истинно египетским правителем. Тех, кто следовал за ним, муж называл самозванцами-колонизаторами. Это были персы, затем арабы, затем турки, французы и англичане. По иронии судьбы следующим египетским правителем стал Насер, но это не поколебало его чувства к фараону.
— Нет такого понятия, как «расовая чистота», — рассеянно заметил я, не сводя глаз с цветка и пытаясь правильно связать одно с другим.
— Тридцатые годы были совершенно иным временем — людям хотелось определенности, так они чувствовали себя увереннее. Поймите, все мы были доведены до отчаяния, особенно здесь, в Египте. Итальянцы хотели стать частью этой страны. Джованни понимал, что грядут перемены, и стремился обеспечить будущее семьи, чтобы мы не потеряли всего. — В последних словах Франчески я уловил зловещие нотки и насторожился.
— И как он намеревался это сделать?
Старая дама вскинула голову и в первый раз посмотрела мне прямо в глаза, словно до нее дошло, что она сказала слишком много.
— Довольно! Я и так разговорилась. Не собираюсь предавать собственного мужа!
— Я не прошу его предавать, только хочу, чтобы вы спасли внучку. — Мы не отрывали друг от друга взгляда.
— Поздно, Оливер. Мы ее потеряли. Оба. Неужели вы этого не понимаете?
— Но она обрела покой?
— Покой? Не будьте идиотом. Оглянитесь вокруг — рядом со мной одни мертвецы, и все вопиют о возмездии. Когда я умру, меня ждет то же самое.
Я поставил книгу обратно на полку.
— Мне необходимо знать имя священника, который вел службу во время похорон Изабеллы. — Я спросил это как можно осторожнее, не уверенный, что совершенно не лишился ее доверия. К моему облегчению, Франческа ответила на вопрос:
— Отец Карлотто из церкви Святой Екатерины. Члены нашей семьи много лет были ее прихожанами.
Когда я вел ее к двери кабинета, то почувствовал, какая хрупкая — одни косточки — ее кисть на моей руке. Выйдя в коридор, Франческа закрыла дверь на замок и повернулась ко мне.
— Сегодня вы к нему не пойдете, сегодняшний вечер вы должны посвятить мне — поведете меня в оперу. Гастролирует балет Большого театра — дает представление «Орфея» Стравинского.
Взволнованный внезапно появившимися в ее голосе обреченными нотками, я решил, что она вспомнила какое-то прошлое событие, но в этот момент из тени появился Аадель.
— Мадам Брамбилла будет очень признательна, если вы согласитесь ее сопровождать, — сказал он. — Это поистине событие года, все важные люди Александрии придут в театр. Ради репутации семьи мадам тоже должна быть там.
Размышляя, я потрогал шрам на лбу. В том, что меня увидят на людях, были свои плюсы. Таким образом я брошу вызов своим преследователям и, не исключено, заставлю играть в открытую. Тревожило, что, пытаясь превратиться из дичи в охотника, я выставляю себя приманкой. Опасный прием, но он может сработать.
29
Театр Сайеда Дарвиша,[29] известный в расцвет колониальных дней как театр Мухаммеда Али, представлял собой небольшое, броско отделанное в стиле неоклассицизма здание: много золотой краски и лепнины. С середины девятнадцатого века по 1952 год европейская диаспора не пропускала ни одного выступления оркестров, танцоров и певцов, и театр заслуженно считался культурным центром Александрии. Однако после революции потерял большую часть своей прежней аудитории и в новом, арабизированном обществе превратился в культурный анахронизм.
Заиграл оркестр, и я обвел глазами ряд, в котором сидели мы с Франческой: компания была смешанной — высокопоставленные европейцы, египетские чиновники и немногочисленные туристы. На ряд впереди сидел Генрис с женой. Почувствовав мой взгляд, консул обернулся и не сумел скрыть на лице недовольства.
Стиснутый фраком, накрахмаленной рубашкой и камербандом[30] я чувствовал себя ужасно неловко. Франческа настояла, чтобы я надел все эти вещи, некогда принадлежавшие Джованни Брамбилле. Рубашка щекотала сзади шею, умело завязанный Ааделем атласный галстук давил на кадык. Немало смущало и то, что на лице до сих пор красовались синяки и царапины и зрители с интересом косились на меня. Я понимал, что привлекаю внимание, но, в конце концов, сам этого хотел.
29
Дарвиш, Сайед (1892–1923) — египетский певец и композитор, считающийся отцом современной популярной египетской музыки.