— Резервации, — резко произнесла Виктория Марковна.
— Да, — продолжил, словно не заметив, Денис Александрович, — либо интеграция, выявление и сохранение лучшего, попытка оставить след в истории страны. Уже новой страны.
— Пока это колония.
— Истории некоторых бывших колоний весьма поучительны, — снова улыбнулся Денис Александрович.
Сигарета давно потухла. Виктория Марковна взяла ещё одну.
— У меня есть два вопроса, — сказала она, зажигая спичку.
— Конечно.
— Какими методами вы собираетесь действовать? Теми, что уничтожили ту самую цивилизацию? Выявлять лучшее, пытать и выгонять из страны? Загонять в шарашки? Забирать себе управление отраслями, о которых понятия не имеете? Биться за контроль над бюджетом?
Виктория Марковна не скрывала неприязни.
— Я думал об этом, — спокойно ответил Денис Александрович, — и, знаете ли, пришёл к выводу, что то, что нас не допустят ни к управлению страной, ни к бюджету — к лучшему. Именно это стало последней каплей, которой цивилизация этой части суши не вынесла, — когда опричники и тайный приказ стали управлять казной. Согласен с вами. А методы... Неужели вы думаете, что где-то они много приятнее для тех, с кем мы работаем? Спецслужб с чистыми руками не бывает.
— Второй вопрос. Сложнее. Почему вы согласились? Вы же предали свою прежнюю службу.
— Нет, этот вопрос проще, Виктория Марковна. Я не предатель. Я предвижу.
— Вовремя предать — значит предвидеть, — рассмеялась Виктория Марковна.
— Вы знакомы с нашим профессиональным фольклором, это неудивительно. Но эта поговорка удивительно точно отображает суть. Прошлое не вернуть. Его некому и незачем возвращать. Москва почти демонтирована. Города перестроены. Новые дороги, новые месторождения, новая финансовая система, новые языки и новые производства. Да, производства, представляете, за пятнадцать лет мы стали третьей экономикой мира! Так зачем пытаться вернуть то, что было? Мы или встраиваемся в процессы, или догниваем в резервациях, как вы верно подметили.
Я долго думал, до того как согласиться, уверяю. И решение принял, только когда мне дали все данные, что я просил. Когда обеспечили все условия, которые мне были важны. Впрочем, уверен, что вы хотите задать ещё кое-какие вопросы. Попробую предугадать ответы. Станислав и Мария будут учиться. Я побеседую с ними. И не раз. Думаю, им, как родившимся в кластерах, многое надо будет узнать. Уверен, что они поймут, что путь, о котором я говорю, — наш единственный.
Главный вопрос, который вы хотите задать, — зачем вы нам? Отвечаю. Вы лучшая из старой школы московской интеллигенции. Лучшая живая. Других сейчас нет. Вы должны их вырастить, научить. Мы дадим вам технические возможности, вы даже не представляете, каковы они сейчас. И возможности медицины шагнули вперёд дальше, чем вы думаете. Помните себя в пятьдесят? Вот так вы и будете чувствовать себя. Как минимум. Вы возглавите медиапроект «Интеграция». Вы найдёте то выжившее, что не пропало за эти годы. Вы сделаете так, что лучшее, что было здесь за тысячу лет, останется в истории. Сохраните русский язык, в конце концов.
— Пафосно, — усмехнулась Виктория Марковна.
— Мы дадим вам возможность подобрать людей, с которыми вы будете работать. Разыщем их. Если они живы.
Наступила пауза. Из приёмной доносились приглушённые голоса. На улице смеркалось.
— Давид? — спросила Виктория Марковна.
— Да, — ответил Денис Александрович, — но на небольших должностях.
— Иван Павлович?
— Зачем он вам? — удивился Денис Александрович.
— Будет заведовать хозяйственной частью. Мне так спокойней.
Заискрившийся и помолодевший взгляд Виктории Марковны отказа принять не мог.
— Другие были планы, другие, слишком он любопытный и сметливый, — проговорил Денис Александрович, — но хорошо, принимается. Доставим сегодня сюда вашего Дон-Кихота.
Виктория Марковна задумалась и погрустнела.
— Запишите первые десять фамилий, — сказала она.
— Вот и славно, — улыбнулся Денис Александрович, положив перед собой блокнот.
Время и пустота. Пусть первого станет меньше, но второго не будет вовсе, ради этого я пойду на всё, подумала Виктория Марковна и начала перечислять фамилии, те самые, запрятанные глубоко, от которых сердце застывало и мешало дышать.