Под утро, когда уже начинало светать, в кабинете начальника полиции, который не осмеливался уйти с работы и ждал отъезда высоких гостей в кабинете заместителя, не решаясь даже выпить водки, разговаривали Денис Александрович и Сергей Петрович.
Денис Александрович сидел на прежнем месте, там же, где сидел во время разговора с Викторией Марковной, на месте которой теперь был Сергей, его ученик.
— Тут же была Лида — стояла у окна — и Белый — рядом с Сергеем Петровичем.
— Серёжа, ты не прав, тебе нужно просто принять ситуацию. Это сложно. Но нашей службы больше нет. Тех, кому мы служили, тоже нет. Мы даже и не знали никогда, зачем и кому мы служили. Догадывались. Смотри сам, что получилось, — говорил Денис Александрович.
Он повторялся, и это ему не нравилось.
— Да о какой интеграции вы мне говорите! Зачем мы тратим время, я же действовал по вашему плану! Мы идём по плану, — непонимающе твердил Сергей Петрович, — к чему эта провокация?
— Планы меняются. Ты же понимаешь, чем это закончится, Сергей.
— Я ездил к вам.
— Ты меня и посадил.
— Я не мог иначе.
— А я могу тебя не посадить. Сейчас я говорю с тобой. Дольше, чем могу. Принимай решение.
Сергей Петрович встал.
— Я вам не верю, Денис Александрович, — уверенно сказал он, — вас завербовали.
Денис Александрович посмотрел на Белого. Кивнул. Тот мягко пошёл на Сергея Петровича, который повернулся к нему. Через несколько секунд Белый лежал на полу, пытаясь зажать рану в шее, из которой торчала рукоятка короткого ножа. От таких ударов спасения нет.
Сергей подбежал к окну, чуть не сбив бежавшую ему навстречу, но мимо Лиду.
— Белый, Белый, не умирай, — глухо шептала она, пытаясь зажать небольшую, но страшную рану на его шее, пока Сергей Петрович открывал окно, а когда он выпрыгнул и, мягко перекатившись через плечо, побежал к парку, уже стояла у подоконника, доставая пистолет.
Денис Александрович не мешал.
— Раз, два, три, зайчик, не беги, — прошептала Лида и выстрелила.
Тёмная фигура упала. Лида выпрыгнула в окно, добежала до пытавшегося подняться Сергея Петровича и выстрелила ему в голову.
В кабинет вбежали трое мужчин.
— Помогите ей, — приказал Денис Александрович, показав в окно, — шума нам не надо.
Эпилог
— Видишь, как исчезает дымка над замерзающей водой? — спрашивает Станислав у Маши.
— Да, — отвечает она, — мне всегда её жаль, мне кажется, что в реке становится меньше воды, самой лучшей воды, которая умеет становиться прозрачной дымкой.
Группа ушла наверх, учебный день окончен. Солнце ещё высоко. Можно гулять по парку.
— Мой отец был такой дымкой. Может быть, и твоя мать, мы постараемся узнать, когда станем работать по-настоящему.
От реки зябко, тянет морозом.
— Говорят, что именно здесь был Кремль, — произносит Маша.
— Это мы тоже узнаем. Будем объяснять людям историческую значимость Большой Реновации и демонтажа символов тоталитарной эпохи. Объяснить можно вообще всё. И любые символы, и их демонтаж. Так живёт человечество. Группа людей дробится, одни начинают писать законы, другие — придумывать тотемы, третьи заставляют исполнять законы и кланяться символам. Если это работает — группа живёт долго. Но не вечно. Ни одна такая система не вечна, потому что основана с расчётом на гармонию. С надеждой на неё, пусть жуткую, но гармонию. Но даже жуткой гармонии в мире нет.
— Поднимемся в парк?
— Да.
— Ты знаешь, я нашла в парке кое-что. Важное. Пойдём, пока светло. Это надо видеть, пока светло.
Тонкий, полупрозрачный слой снега лежит на жёлтых листьях и ещё зелёной траве под ними. Всё это хрустит под ногами и поднимает в воздух запах прелого, но ещё чистого осеннего леса. Серые стволы осин, чёрные липы и береста в частую полоску играют в ярком свете по-разному, но контраст с прозрачным воздухом создаёт всё, что растёт сейчас в парке. Тропинка ведёт в отдалённый угол, куда Станислав ещё не заходил.
Тихо вибрирует браслет на левой руке, такой есть у всех учеников. Он для связи с учителем и ещё одним важным человеком по выбору ученика. Станислав нажимает на кнопку браслета, и перед ними появляется проекция Виктории Марковны.
Она в кабинете, красиво одета, перед ней бумаги — ей так легче читать, она не любит ни экраны, ни голограммы.
— Привет, мои дорогие, — говорит Виктория Марковна, — отучились?
— Да, — хором отвечают Станислав и Маша.
Маша начинает смеяться, а Станислав улыбается одними губами.