Фатеев радостно схватил приглянувшуюся пару, сунул хозяину мятую купюру и повернулся, собираясь уходить. Его остановил голос деда: „А спасибо, милый, забыл мне сказать?“ Фатеев удивленно оглянулся и довольно грубо ответил: „Какое еще спасибо, дед? Я же деньги тебе отдал!“
Дед сразу выпрямился, стал внушительнее, выше ростом, глаза засветились молодыми искорками. „Что торговался со мной – ладно. Сам вижу – больше у тебя и нет. Но что спасибо не сказал, не поблагодарил за труд мой, за заговор – на себя пеняй. Не доберешься ты теперь до дому с этими лаптями. Один – доедешь, с ними – нет! Запомни, милый“.
Фатеев, довольный покупкой, только отмахнулся: „Хватит тебе, старый. Бабку пугай сказками. Будь здоров, не кашляй“. И поспешил к выходу. Вслед ему еще раз донесся высокий, хрипловатый голос деда: „Запомни, милый!“
Неудобства с лаптями начались сразу, правда, Фатеев этому значения не придал, отнес все на счет людского любопытства. Лапти в дорожную сумку не вошли, и пришлось их привязать снаружи, к ручке сумки… С этого момента его каждые пятнадцать-двадцать минут кто-нибудь останавливал и начинал подробно расспрашивать о лаптях – где купил, сколько отдал, зачем они ему. А в Казанском аэропорту какая-то женщина, отвечая на вопрос маленькой дочки „Зачем дяде такие тапочки?“ подробно объяснила, что дядя купил их на случай пропоя ботинок. Фатеев взбеленился и на дальнейшие расспросы отвечал только глухим рычанием.
Не помогло. Приставали.
Фатеев благополучно купил билет на самолет, но рейс отложили по метеоусловиям Волгограда сначала на два часа, затем на четыре и, наконец, перенесли на завтра. Это была катастрофа. Денег – ровно полтинник на автобус из аэропорта до дома. Съестных припасов – ни крошки. И особой надежды улететь назавтра нет. Волгоград прочно покрылся туманом. Фатеев с ненавистью посмотрел на лапти: не купил бы – сыт бы был. Но деда и его обещание-проклятие не вспомнил…»
И зря, между прочим, не вспомнил, поскольку следующий день не был лучше. «Шумели двигателями самолеты, люди улетали и прилетали, фатеевский же рейс все задерживали, сначала „неприбытием самолета“, потом опять „по метеоусловиям Волгограда“. Фатеев, уже начинавший против воли подозревать, в чем тут дело, не желал верить в суетную чепуху, однако нет-нет да и поминал деда нехорошим словом…»
Добрые бабули в аэропорту накормили его колбасой с горбушкой хлеба, но злоключениям его пока не было конца, потому что несколько раз менялся маршрут полета из-за метеоусловий. Он побывал и в Набережных Челнах, и в Куйбышеве, пока не очутился в Саратове на жесткой скамейке.
«Тут Фатеев проснулся. От жесткой скамейки ломило все тело, а прямо перед его носом гордо желтела пара лаптей, притороченная к сумке. Он сел и задумался. Как-то незаметно он забыл о вреде суеверий и стал уже всерьез злобно ругать деда, который явно был причиной затянувшегося путешествия».
Но лапти пока еще из-за какого-то упрямства не продавал: «Несмотря на голод и желание поскорей попасть домой, он решил дать бой проклятому деду-колдуну. По этой же причине Фатеев даже не думал о возможности воспользоваться железнодорожным транспортом.
…Полторы недели носило Фатеева по различным городам нашей страны. С голоду он не умер – свет не без добрых людей… В аэропортах, куда он попадал не первый раз, администраторы узнавали его по лаптям, перекинутым через плечо, и даже изредка пытались помочь. Билет покрылся служебными пометками: „Задержан в аэропорту (следовало название) по метеоусловиям до … (число)“. Он как-то притерпелся спать в креслах и на скамейках – ведь большую часть времени приходилось ожидать вылета. И лишь на десятый день, когда голод и усталость дошли до предела, он, не торгуясь, отдал лапти за пятерку здоровенному бородачу в дубленке. Очень уж тот пристал с просьбой продать ему этот шедевр народного творчества.
И как по мановению волшебной палочки, мытарства Фатеева кончились. Через полчаса после продажи лаптей диктор объявил посадку на самолет, а еще через два с половиной часа Фатеев, изнуренный, но счастливый, выходил из самолета в аэропорту своего родного города…»
Вот таким злоключениям подверг зловредный дед нашего героя. Видимо, скептицизм в отношении к суевериям у Фатеева несколько поколебался, потому что после этого, как утверждает автор рассказа, которому поведал эту историю сам ее герой, он «стал значительно мягче, вежливее». Как он сказал: «Дело случая, но штука в том, что случай тоже заставляет иной раз задуматься…»