Дмитрий медленно, с невероятным усилием воли, поднялся. Его лицо было бледным и жестким.
— Кажется, твой «спам» очень настойчив, — произнес он ледяным тоном. — И очень избирателен.
Он вышел из-за стола и направился в кабинет, не оглядываясь. Но его спина, всегда прямая и уверенная, сейчас была напряжена, как тетива лука. Стена между ними, всегда невидимая, вдруг стала осязаемой, тяжелой и покрылась трещинами, грозящими обрушением.
Вика сидела, прижав ладони к пылающим щекам, чувствуя, как ее разрывает на части. Ужас перед неминуемым разоблачением. Стыд перед мужем. И… дикое, пьянящее, запретное возбуждение от того фото. От того, что он, Сергей, там, рискнул, послал ей эту частичку своей страсти, своего желания, своего тела.
Дрожащими пальцами она вытащила телефон. Новое сообщение было текстовым.
Сергей: Надоели игры. Я не хочу быть твоим секретом. Я хочу быть твоей реальностью. Твоим последним кошмаром и твоим первым утром. Выбери меня.
Она прочитала эти слова, глядя на закрытую дверь кабинета Дмитрия, за которой, она знала, начиналась война. И поняла, что игра действительно закончилась. Ей предстояло сделать выбор. И это будет не просто ампутация. Это будет взрыв, после которого от ее старой, безопасной жизни не останется и пыли.
Она боялась, что Дмитрий все узнает. Но еще больше, до физической тошноты, она боялась, что Сергей устанет ждать и уйдет. И этот животный, всепоглощающий страх потери его был сильнее страха потерять всё.
Глава 11
Ночь, полная страсти
— Встречаемся через час на старом причале. Брось всё.
Это сообщение от Сергея не предлагало выбора. Оно было приказом, исходящим из самого центра ее существа, которое уже давно ответило ему «да». Ложь Дмитрию — о внезапном ночном завтраке у подруги — выскользнула с такой пугающей легкостью, что Вика на мгновение испугалась самой себя.
Он ждал ее у старого, полуразрушенного причала, прислонившись к машине. Не пожарной, а своей, старенькой и неприметной. Идеальный автомобиль для тайн. Когда она подошла, он не сказал ни слова, лишь открыл ей дверь, его пальцы на мгновение коснулись ее талии — быстрый, обжигающий жест обладания, от которого по коже побежали мурашки.
Они ехали молча. Музыки не было. Звучало только их дыхание — ее, прерывистое и частое, и его, ровное, но напряженное — и монотонный шум колес, увозящих их прочь от лжи, от условностей, от прошлого.
Он привез ее на пустынный пляж, за пределами города. Здесь не было ни огней, ни людей. Только бесконечная, сизая гладь Балтики, тяжелая и холодная. Лунный серп висел в беззвездном небе, отливая матовым серебром и превращая песок в призрачное, мерцающее полотно.
Ветер, резкий и влажный, гулял по пустоши, с воем налетая с воды, трепля пряди ее волос и заставляя кожу покрываться пупырышками. Шум волн был не романтичным шепотом, а низким, мощным гулом, ударяющим о берег с первобытной силой и откатывающимся с шипящим вздохом. Было холодно, по-настоящему холодно, и этот холод делал каждое прикосновение острее.
Он вышел из машины и, не выпуская ее руки, повел к кромке воды. Песок хрустел под ногами. Она шла, повинуясь его ведущей руке, чувствуя, как каждый нерв в ее теле поет от напряжения и предвкушения.
— Я больше не могу, Вика, — его голос прозвучал тихо, но был слышен сквозь грохот прибоя, будто доносился изнутри нее самой. — Я не могу делать вид, что ты не моя. Каждая твоя ложь ему… она меня сжигает изнутри.
Он резко развернул ее к себе. В его глазах бушевало то же море, что было за его спиной — темное, бездонное и опасное. Он не стал ждать ответа. Его руки вцепились в ее волосы, его губы нашли ее губы с такой неистовой силой, что у нее подкосились ноги.
Этот поцелуй не был нежным. Он был голодным, отчаянным, испепеляющим. В нем было все — месяцы тоски, недели тайных встреч, минуты ревнивой ярости к невидимому мужу. Она отвечала ему с той же яростью, впиваясь пальцами в жесткую ткань его куртки, прижимаясь к нему всем телом, пытаясь стереть ту невидимую дистанцию, что все еще оставалась между ними. Его язык был горячим и влажным, его зубы слегка задевали ее губу, и эта небольшая боль была слаще любой ласки.
— Я хочу тебя, — прошептал он, отрываясь от ее губ, его дыхание было горячим облаком на ее холодной коже. Его руки скользнули под ее пальто, сжимая ее бок через тонкую ткань платья. — Здесь. Сейчас.
Она могла только кивнуть, потому что слова застряли в горле. Он сбросил с себя куртку и расстелил ее на сыром песке. Потом его руки нашли молнию на ее платье. Медленный, шипящий звук застежки, смешавшийся с шепотом откатывающейся волны, прозвучал для нее громче любого признания. Холодный воздух ворвался под ткань, коснувшись ее горячей кожи, но тут же его ладони, шершавые от работы и невероятно нежные в своем стремлении, согрели ее. Он стащил с нее платье, и оно упало к ее ногам темным пятном. Он смотрел на нее, стоящую перед ним в одном ажурном белье, при лунном свете, и его взгляд был таким физическим, таким всепоглощающим, что ей казалось, будто он касается каждой клеточки ее тела.