— Ну что ж, — тихо сказал Сергей, и в его сорванном, хриплом голосе снова зазвучали те самые стальные, командные нотки, что ведут людей в огонь. — Раз магазины закрыты, а кольца нет… придется импровизировать. По-пожарному.
И тогда он, ко всеобщему изумлению, медленно, преодолевая боль в уставших до дрожи мышцах и ноющую ломоту в боку, сполз с койки и, придерживаясь за железный бортик, опустился перед ней на одно колено.
В его протянутой ладони лежало самодельное, слегка кривое, но старательно свернутое в виток и скрученное на конце проволочное «произведение искусства». Оно блестело под люминесцентными лампами, как самый драгоценный металл.
Он поднял на нее глаза, и в них не было ни капли шутки или сомнения. Только чистая, обжигающая правда.
— Виктория, моя Искра. Ты — самый сложный, самый ответственный и самый счастливый вызов в моей жизни. И я хочу, чтобы он длился вечно. До последнего нашего вздоха. Выходи за меня. Стань моей настоящей, официальной, единственной и неповторимой женой. И не только женой. Стань моей жизнью. Официально.
В палате стояла гробовая, абсолютная тишину, которую через секунду взорвал оглушительный, радостный рев.
— ДАВАЙ, ВИКА! СОГЛАШАЙСЯ! — проорал Игорь, вскочив с койки и не обращая внимания на собственную повязку.
— МУЖИК ВСТАЛ НА КОЛЕНО! ТАКОГО НЕ ПРОПУСТИ! — подхватили остальные, заглушая пикание аппаратуры.
— РОДИМЫЙ, ДА КАК ОН ТЕБЯ ЛЮБИТ-ТО!
Вика смотрела на это нелепое, кривое проволочное кольцо, на его уставшее, почерневшее, но сияющее такой безграничной любовью и надеждой лицо, на этих взрослых, видавших виды, уцелевших в настоящем аду мужчин, которые кричали, свистели и хлопали, как мальчишки на стадионе. И она поняла, что большей, настоящей, выстраданной романтики в ее жизни не было и, наверное, никогда не будет. Это был ее Оскар. Ее «спасибо». Ее вечность.
Слезы абсолютного, безоговорочного счастья выступили у нее на глазах и покатились по щекам, оставляя чистые дорожки на запыленной коже.
— Да, — сказала она громко, перекрывая всеобщий гам. Ее голос звенел, как колокол. — Да, Сергей! Конечно, да! Тысячу раз да!
Сергей с торжествующим, сияющим видом, будто только что потушил самый сложный пожар на свете, бережно нацепил ей на палец проволочное кольцо. Оно было огромным, болталось и тут же съехало набок, но для нее оно было прекраснее и дороже всех бриллиантов Cartier в мире.
— УРААА! НЕВЕСТА! — взревела палата, и грохот, казалось, содрогнул все здание больницы.
И тут ребятня, забыв про ушибы, ожоги и ссадины, дружно, с криками «Горка! Горка для жениха!», подхватила Сергея и принялась с радостными воплями подбрасывать его к потолку его же собственной больничной палаты.
— Осторожно, вы же! Он же еще не отошел! Ребра! — смеясь сквозь счастливые слезы и пытаясь их остановить, кричала Вика, прижимая к груди руку со своим смешным и бесценным кольцом.
Сергей, летая под казенным больничным потолком, в облаке всеобщего ликования, смотрел на нее — свою невесту, свою Искру, свою женщину с дурацким проволочным кольцом на пальце, и понимал простую и великую истину.
Самое большое счастье — это не в том, чтобы избежать огня. А в том, чтобы знать, что тебя всегда ждут после него. А самое прочное и драгоценное кольцо — то, что выковано не в ювелирной мастерской, а в горниле общей жизни, испытаний, боли, потерь и вот такой, дурацкой, непредсказуемой и самой настоящей на свете любви.
Глава 27
Клятва и пламя
Церковь была наполнена не просто гостями, а их самым верным тылом. С одной стороны шеренгой стояли братья-пожарные в отутюженной парадной форме, с другой — подруги Вики и немногочисленные, но дорогие ей родственники. Воздух был густым от аромата ладана и свежих пионов, любимых цветов Вики. В одном из первых рядов, на пуговице пиджака старого друга семьи, гордо восседал рыжий кот Марс, тот самый, с которого когда-то началась их история. Он вылизывал лапу с видом полнейшего довольства, будто и он причастен к этому великому дню.
Когда Вика в простом, но изысканном платье цвета слоновой кости, с открытыми плечами и тончайшей кружевной фатой, пошла к алтарю, все замерли. Но она не видела никого, кроме него. Сергея в строгом костюме, который сидел на его мощных плечах так же естественно, как и боевая форма. Его взгляд, горячий и влажный, был прикован к ней, и в уголках его глаз собрались лучики морщинок от сдерживаемой улыбки.