И так сенат существовал, и слава его сияла в Тобольске.
Но аппетит приходит во время еды, говорят словоохотливые и подвижные французы. И это совершенно верно. Денис Иванович не удовлетворился этим. Он пошел дальше. Одной ногой его превосходительство стоял как бы в далеком прошлом, а другую — решено было поставить на российскую почву и тем сблизить несближаемое…
Денис Иванович Чичерин состоял кавалером ордена святой Анны и имел соответствующее рангу одеяние. Это обстоятельство и послужило поводом к осуществлению нового замысла его превосходительства, а заодно и к посрамлению тобольского владыки. Митрополит не забыл обиды и, где это можно было, в проповедях поминал намеками о «гордыне и бесовских потехах некоего вельможи», разумея под ним, несомненно, губернатора.
В один из праздничных дней владыка решил затмить величием его превосходительство. Он готовился к торжественной службе в соборе, для чего, по его повелению, собору придали невиданное благолепие, сам митрополит и священники облачились в особо сверкающие ризы. Его преосвященство вышел служить со всеми регалиями своего сана, вокруг него все сияло. Всем этим великолепием митрополит думал устыдить Дениса Ивановича и показать, что власть светская ничто и прах в сравнении с властью духовной.
Величаво пел хор митрополичьих певчих, сияли многочисленные огни разноцветных лампад и свечей. Клубился синий дымок пахучего ладана. В соборе было тесно от молящихся.
Не было только губернатора, но митрополит с минуты на минуту поджидал его.
«Пусть узрит сие великолепие и кается гордец», — тешил себя мыслью владыка.
— Но тут по собору прошло похожее на внезапное дуновение ветерка. Множество уст тихим шелестом, подобно осенней листве, передавали друг другу:
— Идет! Идет! Невиданно!
И молящиеся в храме стали редеть и просачиваться к выходу. Прошло несколько минут, движение это заметно усилилось, — все спешили выбежать на соборную площадь, куда стремился весь город.
Через площадь шествовал губернатор в необыкновенном одеянии ордена святой Анны: в красной бархатной мантии на белом подбое с голубой лентой через плечо и при всех орденах. За ним на почтительном расстоянии следовала свита в расшитых мундирах.
Зрелище было невиданное и потрясающее. Все взоры устремились к торжественно выступающей фигуре губернатора. Задние в толпе теснили передних, как гусаки тянули шеи, чтобы хоть мельком увидеть сошедшего в натуру «карточного короля».
Толпа не могла спокойно созерцать это великолепие, она дрогнула и закричала: «Ура!»
Тогда все остальные, стоически оставшиеся в храме, не выдержали и тоже суетно выбежали на площадь. В соборе остался один митрополит с церковными служителями. Но многие из них не устояли от мирского соблазна и бросились к окнам. Они разглядывали происходящее на площади и поражались…
Сопутствуемый криками тоболяков, губернатор взошел на ступени соборного крыльца. Наблюдавшие на колокольне звонари не могли далее пребывать в стороне от всенародного восторга — они ударили в колокола. Народ пуще заревел «ура», и над толпой замелькали подкидываемые шапки.
Его превосходительство с блестящей свитой величественно вступил в храм, прошел на возвышенное губернаторское место и даже взглядом не удостоил митрополита.
Собор вновь быстро наполнился молящимися. И сколько ни старался владыка не думать о случившемся, как ни тужился он придать блеск богослужению, однако видел, что народ с большим вниманием разглядывал «карточного короля», нежели молитвенно смотрел на иконы.
Губернатор и его свита терпеливо выстояли обедню и повернули к выходу. На площади началось невыразимое: гремело «ура», люди протискивались вперед, хватали руки его превосходительства и лобызали их. Денис Иванович не скрывал от своих подданных торжества, на лице его блуждала счастливая улыбка.
Ликующие обыватели проводили губернатора до его дворца и долго еще не расходились. В небе засверкали звезды, и окна губернаторского дома озарились светом, — начался шумный бал, а на улице суетились тоболяне, горячо обсуждая событие.
Не все, однако, радовались торжеству Дениса Ивановича. Одно из главных лиц во всей этой истории, митрополит Павел, не мог далее стерпеть всенародного унижения своего высокого сана и позволил себе в проповеди «о блудном сыне» нелестно отозваться о губернаторе.
Услужливые люди не замедлили об этом доложить Денису Ивановичу. Вспыльчивый губернатор быстро и решительно ответил митрополиту делом. Он собрал своих гайдуков, скороходов и других ревностных служителей, переодел их в монашеское платье и пустил шататься по кабакам и притонам.
— Глядите, любуйтесь, что делают монахи! — указывал он городским жителям.
А продувные «чернецы» старались изо всех сил. Конечно, это было выше всякого терпения, — митрополит выходил из себя. Он долго думал, чем бы отомстить губернатору за его выходку.
После долгих размышлений он надумал тонкую месть. Прошло несколько месяцев, и в один из воскресных дней богомольцы увидели в притворе собора картину страшного суда. При осмотре этой картины они увидели занимательное. Рогатые черти, зацепив крюком за пузо, тянули на расправу к Вельзевулу… кого бы, вы думали? — Самого губернатора Дениса Ивановича!
Весь город и жители окрестных сел перебывали в соборе и часами выстаивали перед картиной страшного суда. Митрополит ликовал. Донял-таки он его превосходительство!
Денис Иванович после этого посрамления повел войну с монахами более тонко и добился в конце концов того, что митрополит стал усиленно просить Святейший синод разрешить выехать ему на богомолье в Киев.
После длительной переписки просьба преосвященного была уважена, и он выбыл в Киев, откуда более не возвращался.
Но и Денису Ивановичу не пришлось долго торжествовать, — вскоре его постигла опала. Обладая широким размахом, он незаконно перерасходовал почти два миллиона рублей. Санкт-петербургские недоброжелатели его представили это дело перед государыней Екатериной Алексеевной весьма непривлекательно, обвиняя Дениса Ивановича в чрезмерном властолюбии и расточительности. Государыня вынуждена была намекнуть Денису Ивановичу о необходимости отставки, что он и не замедлил сделать.
Бывший губернатор Сибири выехал из пределов ее с меньшей торжественностью, чем это было совершено при въезде. Он сильно загрустил, опустился.
Предание донесло сведения о его смерти в родном имении в Орловской губернии. Перед смертью Денис Иванович впал в безысходную меланхолию и заперся в своем кабинете. Немытый и нечесаный, в засаленном халате, он уселся в кресло, на стук не отзывался, — никого в кабинет не допускал и от приема пищи отказывался.
Так и умер когда-то всесильный Денис Иванович Чичерин — сибирский губернатор, которого тоболяки окрестили попросту и более сердечно — «батюшкой Денисом».
1944
О сибирском помещике и крепостной любви
Жил помещик в Сибири, имел именьице, крепостных, дворню. Среди дворовых славилась крепостная красавица Авдотья. Эту девку увидел сибирский свободный человек. Проходя мимо барского сельца, он встретил стройную, краснощекую красавицу. Шла она от колодца с полными ведрами; прохожий попросил попить. Они переглянулись, красавица потупила стыдливый взор.
И в эту минуту у них воспламенились сердца.
Тут сибирский свободный человек узнает, что его возлюбленная — крепостная. Однако это нисколько не смутило его. «Крепостная так крепостная», — решает он и идет к помещику с просьбой:
— Разрешите сочетаться с вашей крепостной девицей Дуней законным браком.