— Ваш дядя алкоголик?
— Ну, скажем, он выпивает.
— Итак, вы уехали из города…
— За две недели до окончания школы директор сказал, что я не допущена к экзаменам. — Она криво улыбнулась. — За то, что я отказалась прекратить выступления в дорожном кабачке. И еще он сказал, что я оказываю дурное влияние на других девочек.
Феррон подсчитал в уме.
— И вы отсутствовали четыре года?
— Да. — Уголки губ. Марвы опустились. — Итак, мне двадцать, а выгляжу я на двадцать пять. Прорваться в бизнес развлечений у- это не фунт изюму. Я могла б рассказать такое, от чего у вас поднялись бы волосы дыбом.
Феррон улыбнулся:
— У меня вряд ли. Я работаю в этом же бизнесе. — Он взглянул на кольца Марвы и подумал: «От кого, интересно, она их получила и что ей пришлось за это сделать. Даже если она говорит правду, даже если она действительно пела в клубе «Метро», ни одна джазовая певица не может заработать таких камней». — Итак, вы просто собрались и уехали?
Марву это насмешило.
— Нет, совсем не просто. — Она закусила нижнюю губу, видимо, что-то решая.
— Почему вы замолчали?
— Вспоминаю отъезд из города. Неужели именно он так настроил Бэй-Байу против меня?
— Что они имеют против вас?
— Ладно, расскажу. Когда я училась последний год в школе, то встречалась с Джйлом Оппенхаймом. По вечерам я уже пела в заведении Келли. Джил заезжал туда и отвозил меня домой.
Феррон выпрямился.
— Седой человек с орлиным носом?
Марва смеялась так громко и долго, что официантка и владелец заведения вышли посмотреть на них.
— Да нет же, это отец Джила.
Феррон засмеялся тоже.
— Ая подумал, неужели этот старик? Он был в городском муниципалитете; когда я получал бумагу.
— Что вы получали?
— Лицензию на работу аттракционов в вашем городе.
— А!.
— Он один из местных заправил? Правда? Я говорю о старшем Оппенхайме.
— Оппенхайм главный заправила в городе. Ему принадлежат банк, табачный склад, одна из хлопчатобумажных фабрик, целая флотилия речных барж и бог знает сколько-ферм. Он и мистер Робертс практически владеют всей округой.
— А кто этот Робертс?
— Издатель газеты «Пикайун». Все, что не принадлежит Оппенхайму, принадлежит ему.
— Ясно, — сказал Феррон и поежился. Он понимал: нужно ехать на площадку немедленно предупредить Дока и других своих людей, что городок Бэй-Байу враждебен им. Придется экономить каждый грош для оплаты обязательств. Но было так приятно сидеть в прохладной тени, наслаждаться беседой с Марвой. Уже три года и шесть месяцев он ни с кем так не разговаривал. — Хорошо. Если вернуться к Оппенхайму, какое юн может иметь отношение к сегодняшней заварухе на улице.
Марва оглаживала юбку свободной рукой.
’ — Я уже говорила, мы встречались последний год учебы в школе. Это была обычная детская история, несколько поцелуев при луне, нежные встречи и ничего больше. Но всё-таки разнеслись слухи, будто это серьезно, будто я попалась и что Джил теперь обязан жениться на мне.
— Что дальше?
— Когда эти слухи дошли до мистера Оппенхайма, он пришел в ярость, кричал на всех перекрестках, что не допустит, чтобы его сын женился на какой-то тощей нищенке.
Феррон взглянул на нее:
— Вы, должно быть, несколько пополнели с тех пор?
— Да, действительно.
— Что же случилось потом?
— У меня появился шанс уехать из Бэй-Байу, и я его не упустила. Однажды утром я пошла в офис Оппенхайма и спросила старика, сколько он готов заплатить за мой отъезд из города. Он ответил: «Пятьсот долларов?»
— И вы взяли их?
— Прежде чем он захотел бы изменить свое решение. Это были первые в моей жизни деньги, если не считать нескольких мятых бумажек, которые я зарабатывала на прополке хлопка или нанизывании табачных листьев, да пяти долларов за пение по вечерам в пятницу.
— То, что вы попались, это правда или нет?
— Конечно, нет.
— Вы не были близки с, Оппенхаймом?
— Я же сказала вам: это была детская история.
Феррон почувствовал: стало тяжело дыщать. Непонятно почему, ему вдруг захотелось причинить боль девушке.
— Я полагаю, вы вообще не имели мужчин.
Марва наклонилась вперед и посмотрела ему в глаза:
— Это совсем не ваше дело.
— Да, — признался Феррон, — не мое.
Марва продолжал а. внимательно всматриваться в его лицо.
— Вы ожесточены, Эд, правда? Какая-то женщина очень обидела вас.