В Матросской Тишине и Лефортове разговоры прошли аналогично. Как под копирку. Тот же вопрос про бумагу с печатью. Те же разговоры о том, что Величко и Липаненко были тихими, спокойными, хорошо соображали, были мастерами своего дела, но дела у них были тихими. Незаметными.
Кроме, пожалуй, Липаненко, который пропал из стен Матросской Тишины. Мужчина немного выбивался из общей картины. Вел себя громко, и, как выразился полковник Антунович, временно исполняющий обязанности начальника тюрьмы, Антон Липаненко был «слишком восторженным».
– В смысле? – удивился Гуров. Вот уж где люди резко теряют желание чем-либо восторгаться, так это в стенах печально знаменитой Матросской Тишины. Одной из старейших тюрем Москвы.
Антунович грустно улыбнулся:
– Он писал книгу. По истории Москвы и ее самых знаменитых преступлений. Его поймали на драке, драку начал не он. На парковке, где все было, пострадали несколько машин. Все остальные, кто участвовал в драке, успели убежать. А он нет. Почему-то дождался полиции.
– А камеры? – озадачился Лев Иванович. – На парковке же камеры должны стоять. Их отсмотрели?
– Отсмотрели, – отмахнулся его собеседник. – Темно, дело ночью было. Качество записи паршивое, на камерах народ решил сэкономить. По сути, театр теней на видео – вот и попал Липаненко к нам. Уникальный человек. Рассказал мне тут всю историю московской жандармерии.
– А свидетели? Драки, не истории жандармерии, – не отставал Гуров.
– Спальный район, три часа ночи. Свидетели старательно делали вид, что спят. Но патруль тем не менее вызвали, а когда ребята приехали, то на месте был только один гражданин Липаненко с ломом. И вокруг него несколько побитых машин.
– А в чем суть драки?
– Подкатили на парковке добры молодцы, попросили поделиться денежкой. В Антоне проснулся лев, и дальше он уже ничего не помнил. На ломе была обнаружена кровь, что интересно – его собственная и еще троих. Но никто не обращался в полицию. А вот владельцы машин – обратились. Так что грозило ему условное за хулиганство с погашением ущерба. А он как оказался в камере, так чуть ли не стены стал трогать. Все восхищался архитектурой. У нас тут – и архитектура. Он помнил всех знаменитостей, что у нас тут побывали с момента постройки. Ты только представь, Лев Иванович! Такое внимание мне льстило, конечно. Да всем нам льстило. Маленький такой, неприметный человечек, который вообще ничего не боялся. Не хочется говорить о нем в прошедшем времени.
– Как он оказался в одиночке? А потом в больнице?
– А, так это у нас карантин такой просто был, – махнул рукой Антунович. Гуров по въевшейся в кровь его сыщицкой привычке присмотрелся к нему повнимательнее. Полковник Антунович напоминал грустного моржа. У него были темные большие глаза и невероятные усы. Льву Ивановичу стоило огромных усилий не смотреть на эти усы, когда он задавал вопросы. Потому что они жили отдельной жизнью на лице мужчины, да еще и вызывали детское желание потрогать их, чтобы убедиться в том, что усы настоящие. Но было в полковнике Антуновиче что-то цепкое. Сильное. Ну, на его должности, пусть и заместителя, но все же, дураков быть не должно.
– У нас тут все камеры переполнены. А пошел грипп, и больница тоже уже не справлялась. Вот и пришлось на время дезинфекции камер часть расселить по карцерам и одиночкам, пусть и со всем удобствами. Но наш писатель и там подцепил грипп. В общем, с трудом, но нашли мы ему место в больничке, мы уже часть кабинетов отдали под палаты. И оттуда он пропал.
– В каком Липаненко был физическом состоянии?
– Не знаю, честно. Могу узнать.
– Но нужна бумага и гербовая печать? – рассмеялся Гуров.
– Нет, это я по-свойски могу спросить, но бумажку ты мне достань.
Лев на секунду задумался:
– Слушай, полковник, а, случаем, не пропали ли вместе с ним его записки? Ведь раз Липаненко был писателем, значит, у него должен был быть блокнот? Или тетрадь? Да хоть рулон туалетной бумаги и химический карандаш?
– Вот туалетная бумага у нас как раз считается дефицитом, шучу-шучу. Записи есть.
Так что можно было смело сказать, что Гуров вернулся с добычей. Правда, просмотреть записи еще не успел. Нужно было ехать в Главк.
Наверное, это и было тем самым общим знаменателем, который сразу же цепляет внимание. Тихие, незаметные даже вещи, которые остались в камерах, были в целом похожи. Ну и… все четверо пропавших – умные, увлеченные своим делом, похоже, неплохие специалисты. Любители библиотек…
Гуров написал на доске одно слово: «невидимка». Именно такими они и были. Невидимыми, но при этом полезными.