— Ну и как, все было в порядке?
— Ну да. Всегда то, что оставалось, я оставлял в сумке, и это исчезало вместе с ней. Новая партия поступала раз в три недели, без предупреждения, но брали часы каждую неделю. Последнюю партию я получил три недели назад. Эта была та самая сумка, которую ты видел. Потом что-то случилось, потому что уже никаких чисел в уборной не было. Я не знал, что делать, и каждый раз клал на правую сторону всю сумку. Только ее никто не брал. Наконец у меня не выдержали нервы, и я послал сумку с доктором в этой коробочке в Прагу. Родные ни о чем не знают, но я думал, что будет лучше, если ее здесь не будет. Доктор, конечно, тоже ни о чем не имел понятия. Если бы имел, так бы умер от ужаса.
— И никто другой ничего не знал?
— Ну что ты, кому бы я стал рассказывать?
— А Вере ты не говорил?
— Зачем? Она сюда приехала месяц назад и не имеет к этому никакого отношения.
— Ты с ней раньше был знаком?
— Нет, мы познакомились здесь.
— А теперь мне еще скажи, куда ты все это на неделе прятал? Хранил это здесь?
— Только последние дни, а раньше я прятал все в трубу. На чердаке в трубе есть заслонка. Сейчас не топят, зимой тоже почти не топят, но зимой меня еще здесь не было. Сумку я закрывал черной тряпкой и спускал вниз на шпагате, шпагат я тоже красил в черный цвет.
— Вот это да. Это мне в жизни не найти бы. Знаешь что, — сказал я, — я сейчас все это запишу, а ты подпишешь, чтобы в Праге тебя уже не допрашивали. Я тебе все буду читать по предложению. Если я что-нибудь напишу не так, ты меня поправь. Где у тебя бумага?
Я сел и записал все, что он мне рассказал, потом освободил ему правую руку, чтобы он мог подписать. Потом мы сидели и курили.
Я понимал, что должен отвезти его в Прагу. До Будейовиц, а оттуда на поезде, и что все это я должен сделать сам. Если бы я пошел в деревню звонить из магазина в Будейовицы, в наше краевое управление, чтобы просить машину, я бы должен был взять Кунца с собой, а уже было довольно темно. Мне решительно не хотелось таскать его с собой в потемках. А что, если он вздумает удрать? Часто бывает, что преступники сначала сознаются, а потом передумывают.
Вот я и сидел и думал, как мне все это сделать, вдруг кто-то постучал в дверь. Я сказал: «Войдите!» И вошла пани Ландова. Когда она увидела Кунца с «браслетами» на руках, она посмотрела сначала на меня, лотом опять на него, потом снова на меня и спросила:
— Во что это вы здесь играете?
XIII
— В жандармов и преступников, — отвечаю я начистоту. Пани Ландова нахмурилась.
— Непохоже, что играете, — сказала она.
— Мы вживаемся в образы, — выкручивался я. Этим мгновением воспользовался Кунц.
— Можно сказать? — спросил он.
Он сбил меня с толку, но я не возражал.
— Вера, — сказал он. — Это товарищ из уголовного розыска, а я здесь прятал контрабанду. Как видишь, меня попутали, ну не сердись, я тебе об этом ничего не говорил, потому что не хотел тебя в это дело вмешивать. Как-нибудь все обойдется.
Я, конечно, опять сделал глупость. Я дал ему возможность предупредить ее, что он ее не выдал, если она о чем-то знала. Правда, скорее всего она не была замешана в этом, потому что все разъяснилось и встало по местам. На данном этапе для нее в этой афере с часами уже не оставалось роли. Но зачем оправдываться?
Пани Ландова удивленно подняла обе брови и сказала:
— Очень приятно.
Потом она посмотрела на меня с явной брезгливостью, но спросила чрезвычайно холодно и вежливо:
— Простите, могу я видеть ваши документы?
Я предоставил ей эту возможность. Она вернула их, сказав «гм».
Потом осмотрелась и тем же тоном спросила:
— Разрешите сесть?
— Не разрешу, — ответил я вежливо. — В моем присутствии каждый должен стоять на одной ноге, а другую держать в воздухе.
Она села, закурила сигарету, а вторую, зажженную, сунула Кунцу в рот. Потом заглянула в бумаги, я не успел ей помешать.
— Что, уже кончено и подписано?
— Кончено и подписано, — подтвердил я.
Минутку она молча курила, потом посмотрела на Кунца. Он кивнул, подтвердив, что все это правда.
— Простите, но кто-нибудь из вас двоих может мне толком объяснить, в чем дело?
Я попытался.
— Ну, Вашек вам уже сказал. Здесь он прятал контрабанду, я это выяснил. Ничего не поделаешь.
— А Вашек сознался?
— Да, ему ничего другого не оставалось.
Задумавшись, она стряхнула пепел на пол.
— Да, веселенькая история!