– Нет, не просыпалась, – ответила запоздало и дрожали при этом не только руки.
– А окна в ту ночь не открывали? Не припомните? – хитро поинтересовался он, пристально разглядывая меня. А я подумала: «Знает, он всё знает… Сейчас забьёт последний гвоздь» Стон отчаяния сдержала с трудом. Облизнула пересохшие губы и наигранно удивилась:
– Вроде нет… А должна была?
– На улице жарко, кондиционера у вас нет.
– Нет, – пришлось согласиться, а глаза забегали по комнате. – Точно не вспомню, извините, – пришла моя очередь пожимать плечами, только с добавлением нервного смешка. В результате в горле резко запершило, я закашляла. – Извините, – прокряхтела, мысленно чертыхаясь. – Вы не хотите воды?
– Нет, спасибо, – ответил он всё также невозмутимо. Я зажестикулировала, указывая, то на дверной проём, то на себя. Потом нелепо развела руками, понимая, что творю и выдохнула:
– Я мигом.
«Минута, у меня целая минута, – думала я, пока шла пошатываясь на кухню. – Это всё совпадение, дотошность и мелочи его работа. Ничего он не знает… Или знает и хочет поймать на лжи. А за лжесвидетельства дают срок…»
Вытаращив глаза, я встала посреди кухни и забыла зачем пришла. «Сушить сухари», – промелькнула мысль. Тут я медленно присела на табуретку и в ужасе посмотрела в сторону гостиной. С тоской оглядела кухню, прощаясь с родными стенами, и вспомнила цель прихода. Кочетков наверняка прислушается. Я сразу же вскочила, пустила воду, выпила полный стакан и застыла на месте.
– Пора возвращаться. Нечего раскисать, – убеждала я себя шёпотом. – Ему ещё нужно доказать, что я что-то знаю. Буду держать рот закрытым и всё.
– Александра Николаевна, – крикнул Кочетков, а я подпрыгнула и заорала в ответ не своим голосом:
– Да-да, уже иду… – и пошла на допрос. Другим словом это не назвать.
В моё отсутствие он переместился из гостиной в спальню. В момент, когда я заметила перемены, меня пробил озноб, а сердце спустилось куда-то вниз. Я постояла, глядя на него, и шагнула назад. Потом опомнилась и неуверенно вошла в комнату.
– Евгений Владимирович… – позвала, заикаясь. – Что-то случилось?
– Здесь хорошо просматривается место преступления, – постучал он костяшками пальцев по окну и подозрительно посмотрел на меня. – Вы точно ничего не видели и не слышали? Может, всё-таки вас что-то разбудило?
– Извините, ничем вам не помогу, – замотала я головой для большей убедительности.
– Очень жаль… – нахмурился Кочетков. Затем резко хлопнул по портфелю, я аж дёрнулась, и достал листок. – Прочитайте и распишитесь, пожалуйста, – протянул он его мне. Тут уже никакие молитвы не спасли от дрожи. И Кочетков это заметил.
«Поскорее бы ушёл», – заныла я, бегло проходя по тексту. Поставила подпись и вернула лист.
– Оставляю вас в покое, – запихнул он его в портфель, достал блокнот, вырвал страницу и всучил мне. – Позвоните, если что-то вспомните. Всего доброго, Александра Николаевна! – вновь выделил он отчество и направился к двери.
– И вам… – чуть ли не рыдая ответила я.
Кочетков вышел из квартиры. А я минут пять стояла, смотрела на дверь, осмысливая произошедшее, сжимала в руках бумажку и старалась не реветь.
– Ой, мамочка, – очнувшись, запищала я, как на последнем издыхании. Положила листок с номером на комод, рядом с визиткой Орлова, и заметалась по комнатам. – Нужно переехать, – бубнила при этом. – Убийцу найдут и без меня. Кочетков вон какой въедливый. Всё везде разнюхает. Чем я-то помогу? «А, может, и помогу», – предательски проснулась совесть, и я оцепенела, снова добравшись до прихожей. В воображении всё было далеко не радужно. Я солгала представителю власти – раз, поставила подпись – два, убийца знает мой адрес – три, ещё и Орлов прицепился – четыре, а может и Кочетков вовсе не тот, за кого себя выдает – пять…
Испуганная всеми исходами, что меня ожидают, я затрусила в спальню и плюхнулась на кровать. От нервов покусывала ногти, раскачивалась и решала как быть.
– Письмо… – громко озвучила вариант. – Анонимно, – радостно подпрыгнула и посмотрела на окно. Запал сразу пропал. Кочетков, если он действительно участковый, догадается. Никакой скрытности не получится. Поморщившись, глядя на три берёзы во дворе, я вернулась на кровать. – Тогда уехать, – вздохнула печально. Казалось, что это единственное верное решение… Уехать, пока всё не уладится. В какой-нибудь санаторий, заначки есть, наскребу. Совмещу приятное с необходимым.