Агнес посмотрела на него. Его волосы были расчесаны по-новому, одежда свисала с его худых плеч. Она решила, что ей эти перемены не нравятся.
– И ты даже не собираешься у меня спросить, как прошел мой день? – проговорила она, растягивая слова.
Шагги проигнорировал ее и принялся наводить в комнате порядок с деловитостью горничной в отеле. Он задернул занавески на окнах, зажег свет в комнате. Включил электрокамин – в тепле она скорее засыпала.
– Выключи, – гавкнула она. Он посмотрел на нее, потом – сквозь нее и оставил камин включенным.
– У-меня-все-хорошо-спасибо-а-как-у-тебя? – проговорила она с ехидной усмешкой.
– Я тебе сказал, что хочу есть, а в доме нет ни крошки. – Он повернулся к ней лицом, и хотя вытянулся перед ней во весь рост, выглядел он усталым. – Что ты собираешься с этим делать?
Он в этот момент стал похож на свою бабушку. Агнес видела перед собой Лиззи: вот она стоит, уперев руку в бок, разочарованно покачивает головой, сетуя, что только могила исправит ее дочь. Это застало ее врасплох, но немного спустя вызвало новый приступ раздражения.
– Не смей на меня так смотреть.
Шагги уже наслушался. Он сел напротив нее, потер виски, словно у него заболела голова.
– Я сказал: я хочу есть. – Он намеренно провоцировал ее. – Чем ты собираешься меня накормить?
– Аааа! Вы все одинаковые, да? Дай! Дай! Дай! Так вот, я тебе скажу: мне больше нечего давать.
– Пей! Пей! Пей! – ответил он, подражая ей. – Так вот, я ТЕБЕ скажу: я все время хожу голодный.
– Ты наглый кусок говна. – Ее зубные протезы заскрежетали, лицо застыло. Только ее почти отрешенный взгляд блуждал, покачиваясь на волнах сегодняшней выпивки.
Шагги поднялся и встал перед камином.
– Тебе, вероятно, легко торчать здесь весь день, а я должен выходить на улицу и быть среди этих людей. – Он испустил протяжный вздох, как проколотая велосипедная камера. Его плечи разом обмякли. – Большинство из них почти не говорят по-английски. Я даже понять не могу, чему учат учителя.
– Это мне-то легко? – Ее реакция запаздывала – она только теперь осознала сказанное им в начале тирады. – Тебя в твоей ебаной школе кормят горячим ланчем, разве нет? Три горячих блюда. Наверняка. Это куда как больше, чем имею я, сидя здесь в одиночестве.
Шагги просунул язык между зубами и больно прикусил. Заговорил он, только когда ему удалось смирить дыхание.
– Слушай. Дай мне немного денег из пособия. Я выйду и куплю нам что-нибудь поесть.
– Тебе бы этого хотелось, правда? Так вот, никаких денег нету.
– Как это? – Жизнь вернулась в его плечи. – Постой, понедельничная книга, вторничная книга. Куда девались деньги за всю неделю?
– Пфф, – сказала она, взмахнув рукой – этот жест напомнил движение птичьего крыла, единственный цвет у которого был только на кончиках перьев. – Ушли. Исчезли. Как и все те сучьи ублюдки, которых я когда-то знала.
Шагги наклонился над ней, заглянул в укромный уголок кресла, служивший ей тайником. Ничего, кроме шести банок дешевого лагера, он там не увидел. Слишком мало, чтобы растратить все пособие.
– И куда они ушли?
– На бинго. Это был какой-то снежный ком, – сказала она. – Это, и еще я купила маленький бургер. Извини.
– Агнес, – сказал он. – Мы будем голодать.
Агнес откашлялась. Потом пожала плечами.
– Да. Вероятно.
Шагги сел на середину канапе, посмотрел на раскаленные стержни камина. Агнес взяла еще банку, накрашенным ногтем подцепила ушко – раздалось восхитительное шипение. Бойцовский дух начал покидать ее.
– Слушай, тебе бы лучше съедать все ланчи. Думаю, хотя бы раз в день поешь горячего.
Он заговорил тихим голосом:
– У меня отобрали талоны, я не получал бесплатных ланчей. – Он посмотрел ей в лицо, она запрокинула голову в оскорбленном смятении. – Ребята из старших классов. Им не нравится, как я говорю. Они сказали, я слишком большой выпендрежник. Забрали талоны. Они съели мои ланчи.
Что-то прояснилось в ее глазах. Камин гудел свою песню, крученые стержни излучали оранжевое тепло, но она теперь чувствовала только холод.
– Будем голодать, – тихо сказала она.
– Я знаю.
Они долго сидели в излучаемом тепле электрокамина, наконец Шагги снова встал. Камин нагонял на него сонливость, а от запаха лагера его тошнило. Ему нужно было выйти на воздух. Он подумал, что можно было бы пойти к главной дороге и попробовать то, чему его учил Кейр – украсть на ужин немного чипсов в газетном киоске. Четыре или пять пакетов, думал он, и тогда никто из них уже не будет голоден.