– Это оно и есть? – спросила она.
Шаг не смог ответить. По его ссутулившимся плечам она поняла, что и его сердце упало. Задние зубы Агнес были стерты в порошок. Подъезжая к невысокому холму, они увидели невзрачную католическую церквушку и группку женщин в домашних халатах. Шаг покрутил головой в поисках указателей и резко свернул направо. На этой улице ровными рядами стояли скромные двухэтажные дома на четыре семьи. Это были самые жалкие и невзрачные дома, какие доводилось видеть Агнес. Окна большие, но тонкие, такие легко выпускают тепло и легко впускают холод. Из дымоходов по всей улице в небо уходили черные клубы дыма, в домах даже в теплый летний день стоял невыносимый холод.
Миновав еще нескольких домов, Шаг остановил машину. Он подался вперед над баранкой, чтобы получше разглядеть здание. На улице они почти не увидели припаркованных машин, а те, что стояли, явно были не на ходу.
Шаг отвлекся, и Агнес тем временем принялась рыться в своей черной кожаной сумке. «Вы трое, держите рот на замке, ясно?» – прошипела она. Она опустила голову во вместительную сумку и чуть наклонила ее к лицу. Дети видели, как пульсировали мышцы на ее горле, когда она сделала несколько больших глотков из спрятанной внутри банки теплого лагера. Агнес вытащила голову из сумки. Лагер смыл помаду с ее верхней губы, и она протяжно взмахнула ресницами под слоями потраченной впустую туши.
– Какая сраная дыра, – неразборчиво проговорила она. – А я-то хорошо оделась ради этого.
1982
Питхед
Восемь
К тому времени, когда открылась задняя дверь фургона «Альбион», посреди дороги уже собрались несколько женщин, которые, не таясь, смотрели на то, что тут происходит. В руках они держали мокрые кухонные полотенца, недоглаженную одежду – они даже не дали себе труда оставить эти вещи дома, так спешили прийти и увидеть. Семьи появлялись из низеньких домов и усаживались на ступеньках крыльца, словно для просмотра хорошей передачи по телику. Ватага чумазых детишек во главе с бесштанным мальчишкой пересекла пыльную улицу и встала полукругом около Агнес. Она вежливо поздоровалась с детьми, которые в упор разглядывали ее, вокруг губ у них все еще оставались красные соусные кольца после обеда.
Поскольку шахтерские дома стояли довольно плотно, входные двери неизбежно располагались одна напротив другой. Участки разделялись лишь невысокой оградой и узкой полоской травы. Входные двери против двери Агнес были все широко распахнуты, в них стояли женщины, глазели, с полдюжины детей с одинаковыми лицами толклись рядом. Как на фотографии бабушки Кэмпбелл и ее ирландской дюжины – Вулли как-то показывал ей этот снимок. Агнес стояла на своем крыльце, улыбалась над низкой оградой, махала, ее кроличьи рукава с бусинками пускали солнечных зайчиков.
– Привет, – вежливо обратилась она к общему собранию.
– Вы сюда переезжаете? – сказала женщина от двери соседнего дома. Ее светлые волосы вились на темно-каштановых корнях. От этого возникало впечатление, что на женщине детский парик.
– Да.
– Все вы? – спросила женщина.
– Да. Моя семья и я, – поправила ее Агнес. Она представилась, протянула руку.
Женщина поскребла голову. Агнес подумала, может ли та говорить иначе, чем вопросами, когда женщина наконец ответила.
– Меня зовут Брайди Доннелли. Я прожила на верхнем этаже двадцать девять лет. У меня за энто время сменилось пятнадцать нижних соседей.
Агнес чувствовала, что глаза всех Доннелли устремлены на нее. Тощая девочка с темными круглыми глазами вынесла через дверь поднос с разными чайными кружками. Все взяли по одной, не отрывая глаз от Агнес.
Брайди кивнула над оградой.
– А это Норин Доннелли, моя родня. Но не моих кровей, вы меня понимаете. – Седоволосая женщина поболтала языком во рту и резко кивнула. Брайди Доннелли продолжила: – Эту девчонку зовут Джинти Макклинчи. Моя родня. Это моя кровь. – Миниатюрная женщина размером с ребенка рядом с Норин долго затягивалась коротким окурком. Она сощурилась от дыма, в своей косыночке женщина и впрямь походила на Брайди. Они все походили на Брайди, даже мальчишки, только выглядели они не совсем по-мальчишески.
Краем глаза Агнес засекла еще одну женщину – та переходила пыльную улицу. Она остановилась и что-то сказала стоявшим полукругом детям в обносках, покивала так, словно услышала от них какую-то скорбную новость, потом вышла через калитку к новым соседям. Деться Агнес было некуда. У нее за спиной из дома вышел мрачный Лик за следующим грузом.
– Это твой мужик? – спросила, не представляясь, новоприбывшая женщина. Кожа на ее лице была натянута туго, словно на кости черепа. Глаза глубоко запали, а волосы имели сочный каштановый цвет, хотя уже и начали редеть, как шерсть на нечесаном коте. Она стояла перед Агнес в сильно растянутых штанах, которые когда-то сидели на ней в обтяжку, их штрипки терялись в мужских домашних тапочках.