— Нет, так не… нужно. — Он перехватил мои руки и, отодвинув от себя, почти сразу же отпустил.
— Котенок, хм… — подавившись нежным прозвищем, которым давно меня не баловал, он прочистил горло и снова начал говорить. — Ань я… я не могу и не хочу так больше.
— Как так?
— Ну, так — это не семейная жизнь. — Он обвел прихожую взглядом, словно указывая на два совместно прожитых года. — Ты дома я на работе, почти не видимся и к тебе… в общем… ну никак.
— Так может, начнешь приходить раньше? — видя его подозрительную несобранность, мне все же удалось задать правомерный вопрос и даже продолжить. — Будет больше времени на совместную жизнь.
— Не могу…
Смысл его задержек стал для меня проясняться. Я смотрела на родного и любимого человека, понимая, к чему он клонит. И Рома стыдливо отводил взгляд.
Прекрасно режем правду матку.
— Уходишь. — Сквозь туман слез увидела его пренебрежительный взмах рукой и взгляд в потолок.
— К другой. — Кивает. Молчание я прервала не сразу, и следующий вопрос, подняв голову, чтобы не скатились слезы, — с ней давно?
— Ань… — О, столько сожаления в голосе я от него давно не слышала, словно упрекают зря красавца.
— До моего больничного или после?…
— Аня… — виноватые глаза недобитой собаки, сказали многое. И я судорожно втянула воздух. Он вдруг встрепенулся, поняв, что скандала, истерики и ругани не будет, вытер обувь шаркнув ногами пару раз по коврику.
— Значит, до. — Слова давались с трудом, и все же я спросила. — Мы знакомы?
— Не усложняй, а?
— Знакомы. — Поняла я.
Уперлась о дверной косяк кухни, наблюдая за тем, как он не разуваясь, протискивается в коридор, проходит в спальню, оставляя мокрые следы подошв. В моей голове мрак и пустота, слежу за его действиями как за сценами в кино. Вот главный злодей вытаскивает дорожную сумку, бросает на кровать и начинает потрошить шкафы. Он уже не предстает перед зрителем в качестве грабителя имущества, он становится полноценным вором времени. Моего жизненного времени, растраченного, как оказалось напрасно.
К чему сожаления? — я подавила еще один горький вздох. — Он научил меня многому — перед глазами чередой проплыли сцены скандалов, требований и его капризов. — Такого я не забуду никогда.
Рома вышел с гитарой в одной руке и сумкой в другой. Странно, что отсутствие его рабочего ноута и аудио системы в квартире, я заметила только сейчас. Значит, вещи перевозил постепенно.
— Все мои знакомые готовить умеют, выходит, за тебя переживать не стоит. — Мое спокойствие его разозлило, он резко повернулся.
— Да кому ты нужна со своей кормежкой, ты…!
— Что я?
— Достала уже! Вечно валяешься, вечно тебе плохо! Лекарствами весь дом пропах! — он махнул в сторону гостиной, где я отлеживалась в особо тяжкие времена. — Постоянно хмурая, постоянно плачешь… — казалось, что он вот-вот плюнет в мою сторону, и то ли под ноги, то ли в меня.
— Все только вокруг тебя крутиться и должны. И! Твои эти припираются, когда вздумается! — это он говорил о моих родных, которым в отличие от гражданского мужа я была нужна. О родных, которые знали как мне тяжело и давали возможность выговориться, а не запирались в своей комнате, чтобы не слышать и не видеть меня.
— А обо мне ты… подумала?! — выдохнул теперь уже не мой гражданский муж с явным намерением продолжить словесную казнь. Он уйдет это и так ясно, но это не значит, что я должна выслушивать его эгоистичные претензии сейчас.
— Рома, проваливай. — Я вошла на кухню и закрыла за собой двери.
Он двинул кулаком по шкафу, пнул ногой мою пальму и что-то еще говорил, доказывал, даже матернулся пару раз. Хотя мы строго установили рамки — в доме без мата. Вот тебе и его реальное мнение о святости семейного очага.
Зазвонил его мобильник, ответил коротко. Потом опять говорил, обращаясь ко мне, но уже без обвинений. Заключительным было: «Завтра приеду за остальными вещами и верну ключи…»
Из всего получалось — я неблагодарная тварь, которой было дозволено прислуживать его Величеству, не справилась со своими обязанностями по неуважительной причине и была замещена другой. Другой, знакомой мне тварью и судя по всему еще более пресмыкающейся. Но это уже не важно….
Потеря первенца для меня стала трагедией, а для него временным отсутствием всеобщего внимания. Когда за ним захлопнулась входная дверь, меня затрясло.
— Господи… — опустилась на пол, заливаясь слезами.
— Господи…