Кара да гына елан, ай, туз башлы,
Йөридер лә камыш буенча.
Карурманга кергән чакта
Кисеп алдым пар усак,
Ай, аерылмыйк дус булсак [1]
– О чем вы поете? – спросил ворон-мальчуган, который привык ко мне за три дня.
– О, это народная песня татар в том мире, из которого я сюда попала. А пела я только что о черной гремучей змее, которая ползает по камышам, о дремучем лесе, о дружбе.
– Вы скучаете по Шахмаре и змеям?
– Ну да, есть немного, я же успела их полюбить, – отвечаю нейтрально, стараясь не показывать эмоции.
– А наши воины уже поймали больше десяти молодых змей и прячут их в террариуме до дня обряда. Я в этом году тоже буду участвовать в обряде – первый раз. Папа сказал, что в этом возрасте уже можно смотреть на смерть, и что это даст мне силы.
Мама-ворониха резко покрикивает на сына, очевидно, эта информация не должна была до меня доходить. Но я отчетливо слышала все, слышала не только ушами, но и сердцем. Да что же это за страшный обряд такой, о котором все говорят только намеками? Там что, убивают? Приносят в жертву? А жертвы – это молодые змеи? Мир завертелся с бешеной скоростью, стол, повязки, потолок, мази – все стало кружиться, и я присела на стул, чтобы не упасть. Не видела, как мои пациенты ушли, но слова мальчика гулким звоном отзывались в голове, бешено пульсировали на запястье, на шее…
[1] – строфа из татарской народной песни “Карурман” (“Дремучий лес”).
Глава 13. Спасти змей и умереть?
Нежный голос, полуулыбка, добрые советы по обработке ран – одному Всевышнему известно, скольких сил стоило мне все это. Слова Эфы «Я не хочу стать пищей для Черного ворона» начинают иметь иное, очень, очень зловещее звучание. Вся полученная информация, все фрагментарные знания о страшном обряде выстраиваются в целостную картину. И почему я не верила, даже не вспомнила о сказке, которая через века смогла дойти аж до моего реального мира, хотя какой из этих миров реальнее, мне было уже сложно понять. В сказке злые силы мечтали обрести сверхспособности именно путем поедания змеи – Шахмары. К горлу подступает тошнота, так как воображение тут же начинает рисовать картины данного обряда. Только здесь вместо жертвы используются змеи – молоды, сильные или даже совсем змееныши – для совсем юных воинов. Как не допустить жестокое убийство, как найти террариум с будущими жертвами обряда? Мой добрый Песик, он слышит все мои бормотания, видит все мои терзания и, как всегда, готов к бою:
– Ау, ау! У меня отличный нюх, Зейнап!
– Так-то оно так, но ты уже дважды чудом спасся из когтей воронов, а если третий раз окажется роковым? Вороны тебя точно не пощадят, добрая ты душа!
– Ау, ау! А у нас разве есть выбор? Тебя охраняют так, что ты дальше метра одна не пройдешь.
Песик в своем репертуаре – пришла, как ему кажется, гениальная идея, все, он – воин, сыщик, помощник. Вот и сейчас Песик мчится со всех лап, импровизируя веселую игру, а на деле – пытается брать след.
Искренне завидую его свободе. Он, как и я, вроде находится под покровительством Черного ворона, но ему оставили его свободу, более того, он и в деревню мог бы вернуться при желании, а я одна десяти шагов сделать не могу. Я пыталась говорить Ворону, что раз у нас союз, значит, мы должны доверять друг другу, что мне необходима свобода, хотя бы свобода передвижения по лесу, но он расхохотался: