Незнакомец ничего не говорит и только присаживается на край кровати.
– Не спится, да? Тревожно? А может, даже страшно?
Незнакомец складывает руки на груди, а я вижу, что на его спине сложены крылья – два черных крыла.
– А-а-а-а! –кричу я, уверенная, что за мной пришел тот самый ангел смерти – Азраил или кто там приходит. Я не хочу умирать, я ничего еще не сделала, не успела. Это глупо, глупо умереть вот сейчас, когда ты готова чуть ли не к ратным подвигам. Поэтому визжу не переставая.
Незнакомец зажимает мне рот рукой, из-за чего я пугаюсь еще больше. Еще каких-то пару-тройку месяцев назад, депрессовала и сама звала смерть, представляла как смиренно и даже с радостью приму ее. А вот фиг тебе! Сейчас я пытаюсь укусить эту ладонь, вырваться, убежать.
– Зейнап, если ты сейчас успокоишься, мы с тобой поговорим, – спокойно и внятно говорит незнакомец.
Моя уверенность в том, что я имею дело с ангелом смерти трансформируется в идею о том, что это дьявол пришел по мою душу. О чем он хочет поговорить? О моей душе? Назвать стоимость, узнать стоимость, ведь так было в сказках???
... Но проходит еще пара минут и дыхание выравнивается, надпочечники, по всей видимости, перестают выделять кортизол, и мне удается начать логически мыслить, причем с первой минуты я попадаю в цель. Ангел смерти, блин. Далеко не так, это Черный Ворон собственной персоной. Никто не может трансформироваться и не взять частичку себя с собой. Когда Шахмара принимал облик человека, чешуйчатые узоры оставались на его теле, а у Ворона, значит, остаются черные крылья. Тем временем незнакомец, наконец, понимает мое состояние, проводит пальцами по подбородку, вызывая неприятные ощущения и говорит:
– Я вижу, ты все поняла. Теперь можем поговорить. Поверь, есть о чем.
– Я не могу говорить. Я лежу под одеялом в ночнушке. Пожалуйста, выйди за дверь и дай мне переодеться.
Недовольно качает головой, но соглашается, подчеркивая, что у меня только две минуты. Вскоре наш разговор продолжается, а точнее, начинается.
– Я не подозревал, что у Шахмары хватит сил вызвать тебя сюда. А у тебя – добраться сюда. Признаю свою ошибку, перестал отслеживать твою жизнь после того, как тебя выписали из неврологической клиники. Сколько тогда тебе было, девять, чуть больше? А впрочем, неважно. Ты помнишь, почему ты покинула Йылан-кале, клянясь, что это навсегда?
– Да, вспомнила.
– Ты помнишь, что эти людишки, их предки предали Шахмару, изгнали ее и даже не интересуются ее судьбой?
В этом весь Черный ворон. Со своей черной душой он умеет увидеть пятно на чужой душе и надавить туда, заставляя черноту распространяться все больше и больше. Тогда с жителями Йылан-кале это прокатило, сегодня со мной – нет. Спрашиваю прямо:
– А тебе не кажется, что толика твоей вины в этом тоже есть?
Но он никогда не признает свою вину:
– В чем же? Воспользоваться их подлой натурой и слабостью? Грех это не сделать.
– Ворон, а ты уверен, что в душе каждого именно черное пятно занимает главное место? Может, этот народ уже достаточно наказан и заслуживает как минимум прощения, а скорее всего и лучшей жизни? Может, стоит увидеть светлое, хорошее и взвращивать его? Или это в твои планы не входит?
Ворон укоризненно качает головой:
– Зейнап, ты же вроде неглупый человек, что ж ты такая наивная-то, а?
– То есть в том, что в деревне, в которой когда-то проживало более четырехсот человек, осталось сто – твоей вины нет?
– Не сто, сто двадцать восемь. Но да, твоими устами, скоро их станет сто, потом девяносто, потом сорок, конечный результат, думаю, объяснять не надо. Давай не об этом. Мне нужна цель твоего визита, коротко и ясно.
– Программа-минимум – вспомнить свою историю, память. Программа-максимум – вернуть Йылан-кале прежнюю жизнь.
– То есть ты решила пойти против меня, – делает абсолютно верный вывод Черный ворон. – Я не такой плохой как ты думаешь. Поэтому сначала попробую поговорить с тобой по-хорошему. Ты уверена, что Шахмара – тот, за кого себя выдает? Или ты до сих пор пылаешь к нему любовью, и не можешь отличить белое от черного? Ты до сих пор ему была не нужна, он очень легко отпустил тебя, не находишь? А сейчас его власть ослабевает, жителей Йылан-кале остается все меньше и меньше. Еще недавно их было четыреста, потом стало чуть более трехсот. Сегодня здесь насчитывается сто двадцать восемь жителей, из них восемнадцать – дети, а из них восемь – подростки в возрасте 12-14 лет, а значит, в течение года-трех и их можно вычеркнуть из спика жителей, если, конечно, не захотят остаться без голоса. Что тогда будет с Шахмарой, скажем, через десять лет? Останется ли кто-нибудь в это время в Йылан-кале? Кем он закончит свю жизнь тогда? Бездарным правителем без народа? Вот чего он боится, Зейнап, вот почему он вызвал тебя.