– А я нечасто выбираюсь в пригород, – сказал я, и мой ответ тут же показался мне дурацким и неуместным.
– Конечно, зачем тебе это? – Диана улыбнулась, и мне показалось, что мир на миг стал теплее, – ты Глава Ассоциации, город, как и всегда – это твоя стихия.
– Ты живёшь одна?
– Одна.
– Справляешься?
– Приходится.
– Ты очень хорошо выглядишь.
– Ты тоже, – она усмехнулась и кивнула на мою рубашку, мой пиджак.
– Мы давно не виделись.
– Да, – согласилась она, – с того дня.
Да, мы не виделись с того дня, когда на свежей земле возвышался камень, на котором было высечено «Лэндон Донован», а мой костюм был чёрным, как смола.
– Как твоё здоровье? – спросил я.
– Всё хорошо, спасибо, Томас. Тебе нравится твой новый этап в жизни?
– Да. Наверное, нравится.
– А твой тщеславный блеск в глазах горит так же ярко, как и раньше. Этим вы и были схожи с Лэндоном. И многим другим.
Я не нашёлся что ответить, повисла пауза. Я смотрел на неё, а она смотрела на свой бумажный стаканчик с латтэ, водя по нему пальцами, словно в этом заключался высший смысл. Молчание наше сейчас было неловким, и оба это прекрасно осознавали. Я понимал, что наш разговор в любой его вариации уходил бы в тупик, и изменить это было нельзя. Я понимал, что сейчас наступит момент, она возьмет свой стаканчик с латтэ, встанет и уйдёт, и другого быть не могло, но я хотел оттянуть это насколько возможно. Я не знал, что сказать. И всегда в таких случаях я не говорил ничего, и это всегда было самым умным решением. Но если сейчас помолчать ещё немного, она встанет и уйдёт.
– В вашем пригороде скоро появятся роботы-полицейские, – улыбнулся я.
– Ну, – протянула она, – твоими стараниями.
– Тебе они, роботы, не по душе?
– Ты знаешь, я нейтральна к роботам. А ты их всегда любил.
И только я хотел возразить, она тут же себя исправила:
– Уважал, если быть точнее. Восхищался?
– Точно, – я улыбнулся.
Она в ответ не улыбнулась. Лишь посмотрела на меня долгим пристальным взглядом, который я никогда не мог разгадать.
– Когда тебя ранили, я хотела позвонить. Но у меня нет твоего номера.
– Я тебе его дам, – с энтузиазмом сказал я, но она пресекла меня:
– Не нужно, Томас.
И мы опять сидели в молчании. И вновь смыслом мироздания для неё было водить пальцами по стаканчику с кофе из которого она ещё ни разу не отпила.
– Всё могло сложиться иначе, – с горечью в голосе проговорил я эти слова, как какое-то заклинание, после которого всё могло измениться и действительно сложиться иначе. Но я не был колдуном, а слова не были заклинанием, а лишь отголоском чего-то дремлющего во мне, со времён сотворения мира, и внезапно пробудившегося, но не до конца – как спящий вулкан, выплюнув облако пара, но не извергнувшись потоками лавы.
Диана вновь посмотрела на меня, грустно улыбнулась и ответила, вставая со своего места:
– Вряд ли, мистер Томпсон.
Я отодвинул свой стул и привстал. Несколько секунд мы стояли молча друг напротив друга, смотрели в глаза, и она вновь улыбнулась мне:
– Пока, Томас.
– Пока, Диана.
Она поправила сумку на плече и пошла, ни разу не обернувшись, а я ещё стоял какое-то время и смотрел ей вслед. И рокочущая волна воспоминаний накатила на меня, сбивая с ног, а я словно в этот момент не умел плавать, и вода окружила меня, и я захотел выплыть, подняться на поверхность, вынырнуть, но я шёл ко дну, а вверх поднимались только пузырьки воздуха с моего рта, который заполняла вода. И я захлёбывался.
Это было очень давно. Мои костюмы тогда были дороже, чем сейчас, а блеск в глазах был более тщеславным. Я сидел на диване, мягком, как спелая грудь у молодой, только повзрослевшей женщины. Пил виски, старее чем был сам, и был окружен девушками одинаково прекрасными и, как на подбор пустыми. Они смеялись надо всем, что я говорил, и мне не приходилось ухищряться над своими шутками. Я мог сказать им, что они все ничего не значат, что они лишь обёртки, под которыми я не обнаружу конфет, которые я примну этой ночью и они будут помяты, и они бы смеялись над этим, потому что это говорил я, а возле меня сидели они, и так всё должно было быть, и никак иначе. Яркие огни прожекторов время от времени разрезали синеватую темноту, как канцелярский нож бумагу, в которой мы существовали в тот момент, а звуки громкой музыки заглушали голоса, и лишь звон их смеха доносился до меня. Я пил виски, тискал девушку справа, улыбался девушке слева, раздевал взглядом девушку, которая была за той, что справа, и подмигивал девушке, что сидела за той, что слева. Их было четверо, хотя я до конца не уверен, возможно больше, это не так уж и важно. Они держали в руках бокалы с коктейлями, наклонялись вперёд и слегка касаясь губами трубочек, делали глоток, смотря на меня. Я смотрел на них в ответ и усмехался, чувствуя свою власть над ними, свою силу, своё превосходство.