Выбрать главу

Эта Олимпиада оказалась единственной, где советские уступили первое место. Победила команда Венгрии. Да и за второе место шла отчаянная борьба — с советской сборной конкурировали американцы. В последнем туре команда США должна была встретиться со швейцарцами. Мне позвонили из штаба американцев и попросили сделать маленькое одолжение — не играть в этот день. Но даже из злости по отношению к советским я не мог себе такого позволить. Я выиграл партию. Американцы отстали от советских на очко. Моя преданность шахматам была высоко оценена западными журналистами.

Когда беседуешь с судьями Олимпиады, они объясняют, что жеребьевка во время Олимпиады производится автоматически, с помощью компьютера. На самом деле, все не так просто. Ведь существуют напряженные отношения между некоторыми странами, и организаторы, как и судьи, по мере сил стараются предупредить ненужные столкновения, обострение ситуации. В первую очередь это касается расселения участников. Принимаются во внимание схожесть привычек, образа жизни людей. Ну, и желательно не допустить встреч за шахматной доской тех, скажем, арабских стран, которые не признают само существование Израиля с его шахматной командой. Но может быть, самой хлопотливой задачей организаторов было предупредить матчи команд «стран социализма» со Швейцарией — из-за меня, конечно. Это ограничение существенно сказалось на классе противников нашей команды, и мы заняли одно из лучших мест в истории Швейцарии — вошли в дележ с 6-го по 13-е. Ограничение оказалось на руку и мне — мои противники на первой доске были не слишком сильны. С результатом 8 из 10-ти я, как выяснилось, добился абсолютно лучшего результата на Олимпиаде! И как следствие, был избран журналистами лучшим шахматистом года. В истории присуждения шахматного «Оскара» это оказалась крупная победа журналистов Запада над социалистическим лагерем. Победа?! А разве на этом поле тоже воевали? Да, для лагеря социализма любая деталь имела политическое значение, и при присуждении «Оскара» они выступали единым фронтом. А их западным коллегам подобная «коллегиальность» и не снилась! Но на этот раз что-то случилось. Мое выступление на Олимпиаде произвело фурор; за блок западных журналистов активно боролся мой пресс-атташе Эдуард Штейн, перед глазами журналистов, хотя и в некотором отдалении, маячили фигуры моих жены и сына… При голосовании впервые был посрамлен советский ставленник, чемпион мира А. Карпов!

Запомнилось еще немало деталей Олимпиады. Я собирал подписи игроков, участников Олимпиады под воззванием за освобождение заложников ~ членов моей семьи, оставшейся в СССР. Не все шло гладко. Советского Союза боялись во всем мире. Под разными предлогами поставить свою подпись под гуманитарным воззванием старались уклониться уроженцы Швеции, США… Интересный случай произошел с командой Ирака. Обычно я подходил к каждому игроку в отдельности, просил подписать. Это увидел человек с военной выправкой, по-видимому, руководитель команды Ирака. Он взял у меня лист для подписи — как я понял, чтобы я не приставал к членам его команды, а через часик вернул мне его со словами: «Я, — он произнес это с ударением, — я подписал!» Я с благодарностью вспоминаю урок, преподанный мне иракским полковником. Оказывается, в мире демократии есть люди, которые боятся иметь собственное мнение. А в тоталитарном мире бывают люди, которые имеют свое мнение и охотно и резко выражают его…

Мне вспоминаются в этой связи мои взаимоотношения с голландским гроссмейстером Яном Доннером. Интересный человек, воспитанный в духе левосоциалистических идей. Пожалуй, первый красочный рассказ о нем я услышал в середине 60-х годов. Он выиграл турнир в Венеции в 1967-м году, получил помимо денежного приза дорогое ювелирное изделие и публично, в резких выражениях заявил, что подарит его в фонд борьбы против американцев во Вьетнаме. Впрочем, к Соединенным Штатам Америки у него было непростое отношение. Об этом я узнал позже.

Впервые мы установили с ним товарищеские отношения во время турнира на Кубе 1969 года. Я трижды играл на Кубе, начиная с 1963 года. Замечал ухудшение с каждым годом ее экономического положения. Вспоминаю год 1963-й. Я выиграл Мемориал Капабланки, получил довольно большую сумму денег. Пошел в гаванский универмаг «Эль сигло» купить что-нибудь для своей жены. Заглянул в отдел женской одежды, выбрал несколько блузок; продавщица в роли манекенщицы по очереди надела каждую и прошлась мимо меня. Потом я сказал: «Заверните, я беру все». «Нет, это невозможно, — ответили мне. — У нас карточная система, одна блузка — это полугодовая норма!» Это было мое первое близкое знакомство с экономическим положением Кубы.