Шахнаме. Том 1

[ПЕШЕНГ ПРОСИТ МИРА У КЕЙ-КОБАДА]

Вельможу, известного светлым умом,
К Кобаду Пешенг отправляет с письмом,
Словесным узором украсив его,
Эрженга в посланьи явив мастерство[328]:
«Да славится вечный Владыка светил,
Что все на земле сотворил и взрастил!
Пусть мир Он душе Феридуна пошлет,
¹⁰⁸¹⁰ Царя, основавшего древний наш род.
О славный властитель иранской земли,
Призыву добра и рассудка внемли!
Тур, жаждою власти верховной горя,
Иреджа убил, молодого царя.
Но речь я теперь не о том поведу;
Старинную длить не должны мы вражду.
Уже отомщен Менучехром Иредж.
Пора отдохнуть от губительных сеч.
А тот, Феридуном свершенный раздел —
¹⁰⁸²⁰ Царем, что о правде единой радел, —
Должны мы теперь, как и встарь, сохранить,
С пути миродержцев былых не сходить.
С Хергаха до края, где льется Джейхун,
До Мавараннахра весь край Феридун
Нам дал во владенье в былые года.
Иредж и не думал о нем никогда:
Ведь долей Иреджа считался Иран,
Что был при разделе отцом ему дан.
Коль спор разрешить пожелаем мечом —
¹⁰⁸³⁰ На верную гибель себя обречем.
Меч вражий, гнев Божий сразит нас тогда,
В обоих мирах нас постигнет беда.
Как встарь Феридун совершить повелел
Меж Туром, Иреджем и Сельмом раздел —
На том порешим, так поделим мы свет.
Все царства не стоят столь тягостных бед!
Состарился Заль в непрестанных боях[329],
От крови героев багровым стал прах.
Но сколько б за землю мы войн ни вели,
¹⁰⁸⁴⁰ Любому отмерят пять рашей земли —
Лишь яму, чтоб нас опустили в нее,
Когда мы земное пройдем бытие.
Тщета — все иное. Лишь горечь и боль
Сулит ненасытным земная юдоль.
На мир соглашайся, о царь Кей-Кобад!
Решенью разумному праведный рад.
Джейхун вспоминать мы не станем и в снах.
И к нам пусть не войско на быстрых челнах,
А вестники дружбы и мира плывут,
¹⁰⁸⁵⁰ И счастливо обе страны заживут».
Пешенг, на посланье поставив печать,
Дары не замедлил иранцам послать:
Алмазный венец и престол золотой,
Рабынь, поражающих взор красотой,
Блистающих сбруей арабских коней,
И множество острых булатных мечей.
Примчался и весть от Пешенга посол
Вручил Кей-Кобаду. Посланье прочел
Владыка и, чуждый коварству и злу,
¹⁰⁸⁶⁰ Такими словами ответил послу:
«Не нами нарушена мира черта;
Война Афрасьябом была начата.
Зло первое некогда Тур совершил,
Иранский престол он Иреджа лишил.
А ныне бойцы Афрасьяба-вождя
В край вторглись иранский, Джейхун перейдя.
Что сделал он, вспомни, с Новзером-царем.
Ведь звери — и те горевали о нем.
Закон человечности он преступил,
¹⁰⁸⁷⁰ Когда мудреца Агриреса убил.
Но если, покинув неправедный путь,
Решитесь вы дружбу Ирану вернуть —
Гонимы тогда вы не будете мной:
Обителью не дорожу я земной.
Весь край за Джейхуном пусть к вам отойдет, —
Быть может, покой Афрасьяб обретет».
И мир договором скрепил Кей-Кобад —
Вновь древом украсил величия сад.
Стремительней тигра примчавшись, посол
¹⁰⁸⁸⁰ С письмом Кей-Кобада к Пешенгу вошел.
И вот уже пыль поднялась в облака,
Уводит Пешенг и обоз, и войска,
И через Джейхун переправился он,
И вскоре об этом был шах извещен.
Без боя ушел неприятель, и рад
Тому несказанно был шах Кей-Кобад.
«Царь, — молвил Ростем,—мы в разгаре войны
О мире с врагом говорить не должны.
Противник о мире не думал сперва —
¹⁰⁸⁹⁰ Его вразумила моя булава».
Сказал Кей-Кобад исполину в ответ:
«Чти правду, дороже сокровища нет.
Я знаю, что враг пораженьями сыт,
И лишь потому от сражений бежит.
Но если мы честью и правдой сильны,
То кривду и ложь мы отвергнуть должны...
Отныне считать я твоим повелел
От Забулистана до Синда удел.
Тебе я вверяю Полуденный край[330],
¹⁰⁹⁰⁰ В нем царствуй и правдою край озаряй.
Мехрабу — Кабула оставь рубежи,
И стрелы в отравленной влаге держи.
Ведь царства погрязли в раздорах и зле,
Хоть место найдется для всех на земле».
Велел он дары для Ростема принесть.
Бойцу оказал он высокую честь,
Венчав его царским венцом золотым,
Стянув ему стан кушаком золотым,
Земель подарив неоглядную ширь...
¹⁰⁹¹⁰ Склонился пред ним до земли богатырь.
И далее речь повелитель повел:
«Дестаном пусть вечно гордится престол!
Не стоит его волоска целый свет,
Он — память о славе исчезнувших лет».
Пять мощных слонов, паланкины на них
Сплошной бирюзы, цвета струй голубых,
И ткань, что узором чудесным цвела,
Ларец драгоценный с казной без числа,
Всю в злате одежду — владычества знак,
¹⁰⁹²⁰ И в лалах венец, и в сапфирах кушак —
Вручил седовласому Залю Кобад,
Сказав: «Ты достоин и лучших наград.
Коль мира Создатель продлит мне года,
Нуждаться не будешь ни в чем никогда».
И прочим бойцам, как Карен и Гошвад,
Херрад, и Борзин, и могучий Пулад[331],
По мере заслуг повелитель воздал:
Кого он достойным даров почитал —
Тем золото роздал, щиты и клинки,
¹⁰⁹³⁰ А самым достойным — венцы, кушаки.

[ПРИБЫТИЕ КЕЙ-КОБАДА В ИСТАХР]

Царь двинулся к Парсу, велик и могуч, —
Там был и казны и могущества ключ.
Истахр был столицею в те времена[332],
И ею гордились цари издавна.
К царю обратили народы свой взор,
И он, властелином верховным с тех пор
Воссев на кеянский престол золотой,
Стал мудро и праведно править землей.
Однажды промолвил он славным мужам:
¹⁰⁹⁴⁰ «Все в мире отныне покорствует нам.
Коль с мошкой враждует рассерженный слон —
Идет против чести и мужества он.
Я вижу в одной только правде оплот,
Злодейство гнев Божий на нас навлечет.
Всем благо несут повеленья мои,
Все воды и земли — владенья мои.
Сплотились владыки под стягом моим,
Народом и войском равно я любим.
Живите в согласье, сердца веселя.
¹⁰⁹⁵⁰ Пусть мир осенит города и поля!
Кто блага имеет — владей и дари,
За блага властителя благодари.
А кто достоянья лишен и притом
Не может своим прокормиться трудом, —
Тем будет источником благ мой дворец,
Ведь отдал их мне под защиту Творец».
Задумал он царство свое обойти,
И вот уж владыка с дружиной в пути.
Лет десять он ездил, творя без числа
¹⁰⁹⁶⁰ Открыто и тайно благие дела.
Возвел города многолюдные Кей
И сотню селений вкруг города Рей[333].
Но стали уж старости когти терзать
Владыку, и в Парс он вернулся опять.
Воссев на престол, он призвал мудрецов,
Седых звездочетов, провидцев-жрецов;
Собрал всех воителей славных своих,
С волнением в сердце приветствовал их,
Погибших бойцов помянув имена...
¹⁰⁹⁷⁰ От царских щедрот расцветала страна.
Так, радостен сердцем, ста лет он достиг.
Мир много ли видел подобных владык?
Стране четырех молодых сыновей
Оставил он в память о жизни своей.
Он звал: Кей-Кавус, Кей-Ареш, Кей-Пешин —
Троих, а четвертого звал Кей-Армин[334].
В довольстве и радости юные дни,
Не ведая зла, проводили они.
Сто лет украшал Кей-Кобада венец,
¹⁰⁹⁸⁰ Но счастью пришел неизбежный конец.
Едва ощутив, что конец недалек,
Что сник увядающей жизни листок,
Призвал Кей-Кавуса державы глава,
О правде и щедрости молвил слова:
«В дорогу собрался я, срок мой пришел.
Меня схорони и взойди на престол.
Давно ль я примчался с Эльборза-горы
И други со мной, веселы и бодры?
Что счастье! Оно исчезает, как дым.
¹⁰⁹⁹⁰ Кто мудр, не гоняется тщетно за ним.
Коль ты справедлив и чужда тебе ложь,
Награду в обители горней найдешь.
Но если корыстью твой дух полонен
И если ты меч извлечёшь из ножен —
Ты этим погубишь себя самого,
Твой недруг заклятый отнимет его.
Горюя и злобствуя жизнь проведешь,
За гробом — в пылающий ад попадешь».
Так молвил и, землю покинув без мук,
¹¹⁰⁰⁰ Дворец променял он на тесный сундук.
К бессмертию не устремляйся в мечтах:
Кто б ни был ты — ветер развеет твой прах.
Расставшись теперь с Кей-Кобадом-царем,
О шахе Кавусе рассказ поведем[335].

328

Эрженг, или Эртенг обычно переводится как «картинная галерея», создатель которой Мани — религиозный реформатор Ирана III в., основатель манихейства, вошел в литературу как образ величайшего мастера-живописца. Основанием такого образа-словоупотребления служат манихейские рукописи, обильно украшенные миниатюрами, в частности изображениями людей.

329

В оригинале: «голова рожденного седым Заля побелела, как снег (чо барф гашт).

330

Здесь Кей-Кобад по существу не устанавливает, а как бы подтверждает инвеституру на владение Систаном-Нимрузом, данную еще Менучехром Саму.

331

Пулад — иранский витязь. Ниже будет отмечен другой Пулад — туранец.

332

Истахр — столица первых Кеянидов; один из анахронизмов «Шахнаме». Основание Истарха (пехл. Стахр), по-видимому, связано с разрушением столицы и дворца ахеменидов в Персеполисе Александром. Неподалеку от развалин Персеполиса и возник Истахр, бывший в сасанидское время религиозным центром Ирана. Мусульманская легенда говорит о неугасимом огне Истахра, погасшем внезапно в ночь, когда родился Мухаммед.

333

Рей (древняя Ragha) — один из древнейших городов Ирана. Упоминается еще в Авесте как одно из мест, созданных Ахурамаздой. В др.-перс. клинописи о нем говорится как о мидийском городе. Упоминается Рей также в библейских апокрифах. Развалины Рея сохранились в нескольких километрах к северу от современного Тегерана.

334

Кей-Ареш — авест. Kavi Arsan, упомянутый как правитель Хузистана и родоначальник парфян-аршакидов; Кей-Пишин — авест. Kavi Pisina, Pisinanh — правитель Парса; Кей-Армин — правитель Кермана.

Таким образом все они упоминаются в предысточниках «Шахнаме» как внуки Кей-Кобада, сыновья его преемника, Apiwanhu, который отсутствует в «Шахнаме».

335

Шах Кавус — (Кей-Кавус) — владыка Ирана. В «Шахнаме» сын и преемник Кей-Кобада, в предысточниках, — его внук или брат. Но дело не только в некотором «генеалогическом» несоответствии «Шахнаме» и предысточников, но в существенном изменении, безусловном снижении образа Кей-Кавуса в «Шахнаме».

Кей-Кавус — в Авесте Кави Усазан — известный и ведам (Усанас Кавйа) — образ значительный. Кей-Кавус — храбрый и мощный носитель фарра, строитель семи чудесных дворцов на Эльборзе, повелевавший дивами Мазендерана. Кей-Кавус, побуждаемый желавшими его гибели дивами, выступает в гордыне против Йездана и временно лишается «фарра». В «Шахнаме» — Кей-Кавус в известном смысле принесен в жертву систанской тенденции вообще, величию Ростема — в частности. Нет чудесных дворцов на Эльборзе. Поход в Мазендеран — выражение безрассудства Кей-Кавуса, а победа над дивами — заслуга только Ростема. В полете Кей-Кавуса на небо больше тщеславия, чем богоборчества. При наличии положительных моментов в образе Кей-Кавуса (величие, справедливость и др.) — подчеркивается его легкомыслие, тщеславие и другие черты, как фон, особенно выделяющий истинную силу и величие систанского дома. Возвеличенье «спасителя Ирана» — Ростема и снижение образа Кей-Кавуса — косвенное отражение народной тенденции Фирдоуси.