Шахнаме. Том 1

[ПОХОД КАВУСА В МАЗЕНДЕРАН]

Лишь только, с иранской столицей простясь,
Умчался с дружиною доблестный князь,
Царь Тусу с Гудерзом огромную рать
Велел снарядить и в поход выступать.
Лишь солнца лучи разогнали туман,
¹¹³³⁰ Идти приготовились в Мазендеран.
Милада назначив главою страны[341],
Хранителем перстня, венца и казны,
Наказывал царь: «Коль нагрянут войска,
До времени не обнажай ты клинка.
Клич кликни Ростему и Залю в те дни:
Оплот государства и войска — они».
Наутро кимвал загремел, и в поход
С Гудерзом и Тусом дружина идет.
Путь долгий свершив, предводитель Кавус
¹¹³⁴⁰ Раскинул свой стан у горы Эсперуз[342].
Для отдыха место властитель избрал,
Где солнце спускается будто в провал,
Где яростных дивов давнишний приют,
Куда и слоны забрести не дерзнут[343].
Парчой златотканной скала убрана,
Разносится благоуханье вина.
У царского трона уселись бойцы,
Ирана прославленные храбрецы.
Сидели они допоздна за вином.
¹¹³⁵⁰ А ранней зарей, освеженные сном,
Сошлись они снова. Увидел их шах
В шеломах стальных, в боевых поясах.
Царь, Гива позвав, повелел ему рать
В две тысячи смелых бойцов отобрать,
Чьи тяжкие палицы бьют, как таран,
Кому покорился бы Мазендеран.
«Кто вам бы ни встретился, стар или млад,
Пусть жизни лишит его острый булат.
Сожгите их села, чтоб мрачная тень
¹¹³⁶⁰ Пред ними затмила сияющий день.
Пока еще вести о вас не дошли
До дивов — сметите нечистых с земли».
Гив шаха оставил и двинул бойцов,
В борьбе закаленную рать удальцов.
И с ним, занеся булавы и клинки,
Напали на Мазендеран седоки.
Он всех истреблял беспощадной рукой —
И мать, и младенца, и старца с клюкой;
Сжигая и грабя жилища подряд,
¹¹³⁷⁰ Лил в мед благоденствия гибельный яд.
Раскинулся город, как рай, перед ним,
Пленяя невиданным блеском своим.
На улицах и площадях городских
Толпятся мужи, блещут серьги на них.
В алмазных уборах, нарядны, стройны,
Красуются девы, свежее весны.
Сокровища всюду: там — клад золотой,
Здесь — лалы и жемчуг слепят красотой,
На пастбищах тучных обилье скота;
¹¹³⁸⁰ Везде, как в раю, благодать разлита.
И весть Кей-Кавусу посланец несет
О городе полном волшебных красот.
Сказал он: «Будь радостью тот осиян,
Кто к раю приравнивал Мазендеран!
Ты скажешь, не город — языческий храм[344],
Цветами, парчой все украшено там.
Ланиты у гурий, что рдеющий лал,
Не соком ли роз их Резван омывал?»[345]
Неделя прошла, и карающий меч
¹¹³⁹⁰ Отброшен. Наскучило грабить и жечь.[346]
Властителю Мазендеранской земли
О вражьем нашествии весть принесли.
Тревога и скорбь у владыки в душе,
И вот что услышал див лютый Сендже[347]:
«Как солнце проносится сквозь небосвод,
Пусть конь тебя к Белому диву несет!
Поведай, что двинул нежданно Иран
Огромное войско на Мазендеран.
Злой пламень войны эта рать разожгла,
¹¹⁴⁰⁰ Всю нашу страну разорила до тла.
Ведет их Кавус, покоритель земель,
С ним витязей много, безвестных досель.
Коль тотчас на помощь сюда не придешь,
Ты в Мазендеране живых не найдешь».
В дорогу собрался Сендже в ту же ночь;
И в полночь и в полдень скача во всю мочь,
Примчался к могучему диву тому,
Владыки наказ повторяет ему.
Див Белый ответ повелел передать:
¹¹⁴¹⁰ «Не должно царю в безнадежность впадать.
Примчавшись, раскину я воинский стан,
Ходить отучу их на Мазендеран».
С такими словами Див Белый встает,
Подобно горе подперев небосвод.
В ту ночь угадали иранцев войска:
Ползет на них туча, темна и тяжка.
И негра чернее, чернее смолы
Стал мир от внезапно нахлынувшей мглы.
Над войском раскинулся дымный шатер,
¹¹⁴²⁰ Во мраке терялся испуганный взор.
Из тучи посыпались камни, как град;
Рассеян иранских воителей ряд.
Кто смог, тот умчался в родимый предел,
Пеняя на шаха. Лишь мрак поредел
И встал над землею сияющий день —
Властителя очи окутала тень.
С ним вместе уже не увидели дня
Две трети иранцев, Кавуса кляня.
Казна отнята, меченосцы в цепях,
¹¹⁴³⁰ И счастьем покинут, терзается шах.
Но дальше сказанью внемли моему:
Само удивленье дивится ему!
Царь вымолвил, горем измучен вконец:
«Нет клада ценней, чем советник-мудрец.
Отверг я Дестана разумный совет.
Увы! Стал поход мой источником бед».
Неделя в мученьях таких прожита,
И всех поразила уже слепота.
«Эй, царь Кей-Кавус! — Белый див заревел, —
¹¹⁴⁴⁰ Бесплоднее ивы твой жалкий удел.
Над всею землей ты господства алкал,
Ты мазендеранских сокровищ искал;
Как бешеный слон, верил силе своей,
Не думал, что есть полководцы сильней.
Тебя уж не тешил венец золотой,
Свой ум одурманил ты злобной мечтой.
Немало ты мазендеранцев сгубил —
Пленил или палицей тяжкой убил.
Могущество Белого дива ужель
¹¹⁴⁵⁰ Тебе, гордецу, неизвестно досель?
Теперь от возмездия ты не уйдешь,
Чего добивался, сполна обретешь».
Двенадцать он тысяч бойцов отобрал;
У каждого — гибель сулящий кинжал.
Приставил их пленных иранцев стеречь.
Велел заточенных на муки обречь;
Их скудною пищей кормить, чтоб они
Влачили в убожестве горькие дни.
Немало алмазов, престолов, венцов
¹¹⁴⁶⁰ Отняв у Кавуса, у пленных бойцов,
Сокровища эти он тут же вручил
Эрженгу, начальнику воинских сил[348].
«Вези, — повелел он, — все это царю,
Ему передай, что теперь говорю:
«Пришельцы повергнуты мною во прах —
О царь, не кори Ахримана в сердцах.
Уже исполины иранской страны
Не видят ни солнца, ни ясной луны.
Казнить не хочу их: изведавши взлет,
¹¹⁴⁷⁰ Пусть ныне узнают паденье с высот.
Пусть гибнут в мученьях, свой жребий кляня, —
Никто не придет к ним до смертного дня».
Эрженг лишь услышал от дива наказ,
К властителю Мазендерана тотчас
С конями, с рабами, с добычей большой,
Как ветер, помчался, ликуя душой.
Тогда восвояси умчался и див,
Бег солнца стремительный опередив.
А в Мазендеране, измучась от уз,
¹¹⁴⁸⁰ В содеянном каясь, томился Кавус.

[ПОСЛАНИЕ КАВУСА ЗАЛЮ И РОСТЕМУ]

И вот удрученный властитель призвал
Гонца верхового, ему приказал
Умчаться, как птица, исчезнуть, как дым.
Дестану отправил известие с ним:
«Смотри, что злосчастному мне суждено:
Венец и престол — все во прахе давно.
Богатства несметные, воинский строй,
Цветущему саду подобный красой, —
Похищены дивом; гнев Божий суров —
¹¹⁴⁹⁰ Все словно смело дуновеньем ветров.
Погасла звезда, свет померк и в очах,
Престол и корона повержены в прах.
В когтях Ахримана я бьюсь, чуть дыша.
И с телом расстаться готова душа.
Теперь, вспоминая о слове твоем,
Я тяжко вздыхаю и ночью и днем.
Внимать не хотел я советам благим —
И сам скудоумьем погублен своим.
Мы ждали победы, но ждет нас беда,
¹¹⁵⁰⁰ Коль ты не примчишься с дружиной сюда.»
К Дестану, как ветер, гонец поскакал,
Поведал о том, что видал и слыхал.
А тот, вне себя от услышанных слов,
Известие скрыл от друзей и врагов.
Страшился он, в скорби поникнув главой,
Грозившей отчизне судьбы роковой.
Заль молвил Ростему, раздумьем объят:
«Пора тебе вынуть из ножен булат.
Вступиться нам должно за славный венец;
¹¹⁵¹⁰ Пирам и веселью отныне конец.
Ведь в пасти дракона — владыка владык,
День горести черной иранцев постиг.
Ты Рехша теперь оседлать поспеши,
Всесильным мечом злую рать сокруши!
На то ведь Творцом тебе силы даны.
Чтоб эту беду отвести от страны.
Мне двести уж с лишним исполнилось лет,
Твой ныне черед добиваться побед.
Владыку Ирана от смерти спасет
Сей подвиг, и славу тебе принесет.
¹¹⁵²⁰ Пока не повергнешь ты дьяволов тех,
Забудь о покое, не ведай утех.
Мечтанья и сны от себя отгони,
Встань, барсовой шкурою грудь оберни.
Кто в битве увидел стрелы твоей взлет,
Покоя вовек для себя не найдет.
Ты кровью и море окрасишь в боях,
Ты кличем и гору низвергнешь во прах.
К Эрженгу и Белому диву спеши,
¹¹⁵³⁰ Лиши их надежды и жизни лиши.
Царя-супостата во прах головой
Повергни тяжелой своей булавой».
Промолвил Могучий: «Дорога долга.
Скажи, как скорее настигнуть врага?»
Ответ был: «В тот край две дороги ведут.
Сулят они обе тревоги и труд.
Шел первой Кавус, и она подлинней;
Другую минуешь в четырнадцать дней.
Там дивы и львы, наводящие страх,
¹¹⁵⁴⁰ От страха не раз потемнеет в глазах.
Иди по второй без оглядки. В борьбе
Создатель миров да поможет тебе!
Нелегок тот путь, но на Рехше его
Проедешь: отважного ждет торжество.
Вседневно, лишь тьму одолеет рассвет,
Молиться я стану, чтоб правый Изед
Вновь дал мне на стан богатырский взглянуть,
На мощные плечи и мощную грудь.
А если б Творец положить захотел
¹¹⁵⁵⁰ В бою молодой твоей жизни предел —
Кому же от смерти укрыться дано?
Лишь то совершится, что нам суждено.
Окончит могилой свой путь человек,
Какой бы ему ни отмерен был век.
Когда почитали при жизни тебя,
То с жизнью расстанешься ты, не скорбя».
Родителю славному молвил Ростем:
«Твоим покорюсь я велениям всем.
Однако же, как мудрецы говорят, —
¹¹⁵⁶⁰ Самим поспешать нам не следует в ад.
Жизнь — дар драгоценный; кто им дорожит,
Тот броситься в львиную пасть не спешит.
Иду я, напутствуй Ростема-бойца!
Защитою будет мне имя Творца.
Готов за владыку я душу отдать;
Я с чарами злыми смогу совладать;
Мужей привезу уцелевших, и царь
Слуг преданных царству найдет в них, как встарь.
Див Белый мной будет в сраженьи убит,
¹¹⁵⁷⁰ И ярый Сендже, и неистовый Бид.
Творцом всемогущим ,клянется Ростем,
Что будут служить ему панцирь и шлем,
Доколе с Эрженгом не кончит он бой,
Врага на аркане влача за собой,
Пока не падет ненавистный Пулад[349],
Копытами Рехша могучего смят».
Надел шкуру барса и выпрямил грудь;
Заль доблестный благословил его в путь.
И слоноподобный на Рехша вскочил,
¹¹⁵⁸⁰ Спокойный, веселый, исполненный сил.
Пришла Рудабе, слезы льет из очей,
И горько Дестан зарыдал вместе с ней.
Ростема обняв, хороша, как луна,
«Меня покидаешь, — сказала она, —
Меня обрекаешь грустить и рыдать —
Чего же тебе от Создателя ждать?»
«О добрая мать! — ей Ростем отвечал, —
Не я этот путь для себя назначал;
Отмечен я свыше такою судьбой, 
¹⁵⁹⁰ Творцу поручи меня с жаркой мольбой»[350].
В слезах, изливая друг другу любовь,
Простились. Кто знает, увидятся ль вновь?
Да, жизнь преходящею создал Творец,
Мгновений ее не считает мудрец.
Восславь же Создателя мира, любя,
Коль день злополучный минует тебя.

341

Милад — иранский богатырь, сын Горгина.

342

Эсперуз — название горы, «очень высокой», как говорят средневековые словари, но не сопоставляемой с какой-нибудь реальной вершиной.

343

Стих дан в переводе по варианту. В основном тексте Вуллерса говорится не о слонах, а о дивах.

344

В оригинале ботхане — кумирня с изящными статуэтками-кумирами.

345

Резван — в Коране имя хранителя-привратника райских садов.

346

У Фирдоуси в ряде мест сквозит осуждение этой «агрессии» Ирана, войны без повода, ради войны хотя бы против дивов.

347

Сендже — собственное имя демона.

348

Эрженг — здесь мазендеранский предводитель, причисляемый к демонам.

349

В оригинале: пулад-е ганди, что обычно осмысляется как Пулад, сын Ганди. Может быть, вернее было бы перевести «облачный — подобный облаку, туманообразный Пулад» (ганди в нарицательном значении — облако), что подходит для демона.

350

Эпизод прощания Ростема и Рудабе дан в соответствии с эпической традицией (ср., например, прощание Феридуна с матерью).