[Приключение третье]
[Битва Ростема с драконом]
Средь ночи примчался свирепый дракон,
11730 Которого мог устрашиться и слон.
Он в зарослях этих давно обитал,
Такого и див бы тревожить не стал.
Глядит: богатырь, что сильнее слона,
Уснул, расседлав своего скакуна.
Дракон изумленьем невольным объят:
Кто счел безопасным убежищем ад?
В пустыни и в дебри той страшной страны
Еще не вторгались ни львы ни слоны.
А кто приходил, забывая про страх,
11740 Тот смерть находил у дракона в тисках.
Змей к Рехшу летит, изрыгая огонь,
И тотчас к хозяину кинулся конь,
Бьет в землю копытом и машет хвостом,
Разносится ржанье его, словно гром.
Могучий проснулся от мирного сна,
В нем яростью лютой душа зажжена.
Внимательно все оглядел он вокруг,
Но чудище лютое сгинуло вдруг.
Стал витязь рассерженный Рехша бранить —
11750 «Как смел понапрасну меня разбудить!»
Улегся, но лишь одолел его сон,
Опять появился из мрака дракон.
Конь снова к Ростему летит впопыхах,
И ржет, и копытами роет он прах.
И снова вскочил пробужденный смельчак.
От гнева лицо запылало, как мак;
Вокруг осмотрелся, но тьма лишь одна
Его обступала, глуха и черна.
Он зоркому, верному крикнул коню:
11760 «С чего это ночь приравнял ты ко дню!
Что гонишь ты сон от очей моих прочь!
Иль бодрствовать мне ты прикажешь всю ночь?
Коль снова подобный поднимешь ты гром,
Тебя обезглавлю я острым мечом,
В доспехах и с тяжкою палицей сам
Я пеший пойду по полям и лесам.
Сказал я: увидишь ты зверя — тотчас
Его сокрушу я, на зов твой примчась.
Сказал: понапрасну меня не буди,
11770 Вдали моего пробуждения жди!»
И вновь умолкает он, скованный сном.
А панцирь из шкур даже ночью на нем[352].
Вновь видит дракона свирепого конь:
Из пасти разинутой пышет огонь.
Рехш кинулся в бегство, но богатыря
Не тронул, боясь разбудить его зря.
Что делать, не знал он, вдвойне устрашен:
Коню и Ростем угрожал и дракон.
Но все ж господина любя, не стерпел,
11780 К уснувшему вовремя он подоспел.
Прах роет копытом, и ржет, и храпит,
Земля затрещала от мощных копыт.
Ростем, пробудившись от сладкого сна,
Хотел уже ринуться на скакуна.
Но змея, по воле Творца, на сей раз
Не скрыла земля от ростемовых глаз.
Могучий во тьме различить его смог;
Он выхватил свой закаленный клинок.
Как вешней порою раскат громовой
11790 Клич грянул — и с чудищем бьется герой.
Дракону он крикнул: «Эй, ты, назовись![353]
В обличье своем настоящем явись!
Нечистое тело с душой разлучу,
Но кто ты, сначала узнать я хочу».
Свирепый дракон отвечает ему:
«От пасти моей не спастись никому!
Пустыня от края до края моя,
Землею и воздухом властвую я.
Орел залететь не дерзает сюда,
11800 Сюда заглянуть не посмеет звезда.
А ты-то откуда, тебя-то как звать?
Заплачет твоя неутешная мать!»
Могучий в ответ: «Я — воитель Ростем,
Отец мой — Дестан, предки — Сам и Нейрем.
Могучую рать заменяю один,
На Рехше я мчусь среди гор и долин.
Узнаешь, в тисках у меня каково,
Дождался ты нынче конца своего!»
Схватился с Ростемом свирепый дракон
11810 И верх было взял над воителем он.
Но Рехш, увидав, что неистовый змей
Обвил исполина, опору царей, —
Ушами прядет и кидается в бой;
Дракона терзает он с силой такой,
Как мог бы терзать его яростный лев.
Дивится Ростем, дух надеждой согрев.
Поганую голову снес он мечом.
Кровь злого дракона забила ключом,
Вокруг разливаясь: луг, поле и ров —
11820 Все разом окутал багровый покров.
И рухнул дракон и долину укрыл
Громадою черных раскинутых крыл.
Творца помянул в изумленье Ростем,
На чудище страшное глядя. Затем
Подумал герой, кровь смывая с лица,
Что все совершается волей Творца.
«Владыка всеведущий!—вымолвил он,—
Я знаньем и силой Тобой наделен.
Драконов и тигров гублю я мечом,
11830 И Нил, и пустыня — мне все нипочем.
Будь много иль мало врагов — все равно,
Им пасть от ударов моих суждено».
[Приключение четвертое]
[Ростем убивает колдунью]
Хвала всеблагому Творцу воздана,
И вновь исполин оседлал скакуна,
Вскочил на него и, как вихрь, полетел,
Спеша к чародеям в далекий предел.
Он долго скакал все вперед и вперед.
Лишь солнце спустилось, пройдя небосвод,
Достойное отдыха богатырей
11840 Увидел он место; хрустальный ручей —
Под сенью деревьев; вином налитой,
На скатерти кубок блестит золотой;
Хлеб, соль и зажаренный горный баран
С обильем приправ. Удивясь, великан
Коня расседлал; столь обильную снедь
Не ждал, не гадал он в пустыне узреть.
Хозяева пиршества — дивы — меж тем
Исчезли, едва появился Ростем.
Усталый, присел он в тени тростника,
11850 И к чаше с вином протянулась рука.
А с чашею рядом увидел он руд:
На славу должно быть им тешились тут!
Рука исполина по струнам прошлась,
И дрогнули струны, и песнь полилась:
«Я бедный Ростем, всех скитальцев бедней,
Немного досталось мне радостных дней!
Мне вместо ристалища — поле войны,
Взамен цветников мне пустыни даны.
То див у меня на пути, то дракон,
11860 То чаща, где бурь завыванье и стон.
А вешние розы, вино на лугу —
Я радостей этих вкусить не могу.
То с нечистью бьюсь я зловредной речной,
То на смерть борюсь я с пантерой степной».
Меж дивов скрывалась колдунья одна,
Услышала грустную песню она.
Красавицы облик она приняла,
(Хоть старой, уродливой ведьмой была);
Явилась, пленяя воителя взор,
11870 И ласковый с ним завела разговор.
Свет радости сердце его озарил,
Йездана Могучий возблагодарил
За то, что в пустыне он праздничный стол,
И руд, и прекрасную деву нашел.
Не знал он, что это — колдуньи обман,
Что в облике девы сокрыт Ахриман.
Желая из чаши вина прихлебнуть,
Творца богатырь не забыл помянуть.
Но лишь услыхав о всевышнем Творце,
11880 Колдунья тотчас изменилась в лице.
Святых не могла она слышать речей,
Молитва звучала проклятием ей.
Лицом почернела при слове «Йездан».
В упор на нее посмотрел великан,
С размаху аркан богатырский метнул
И шею колдунье петлей затянул.
Спросил ее грозно: «Ты кто? Отзовись!
Такою, как есть, предо мною явись».
И ведьма, погрязшая духом во зле,
11890 Седая, в морщинах, явилась в петле.
Мечом разрубил он ее пополам,
На горе колдуньям, на страх колдунам.
вернуться
352
Для наименования боевого одеяния Ростема в оригинале используется специальный термин
вернуться
353
В «Шахнаме» витязи обычно начинают бой даже с драконами с вопросов о противнике и с самовосхваления в целях устрашения врагов. Это — общепринятый эпический прием (ср., например, русские былины, песни, диалоги героев Илиады).