— На следующих танцах… ты пригласишь меня… — проворковала Вожатая, то ли повествуя, то ли приказывая.
Мальчик ушел пьяный в палатку, и пьяный, с новым чувством мазал губы вазелином, думая, что не уснёт. Но разрывной клапан сработал и защитил. Хмель за какой-то час затушевался, замазался — и пришло новое чувство…
Накрылся одеялом, закрыл глаза, и все, что было недавно, вначале радужно замелькало, повторяя и повторяя радость, но потом, повторами же, деликатно, почти незаметно умаляя ее до «несмертельных», приемлемых размеров. Потом прекратилось мелькание, и радость перетекла в волшебство, вяжущее движения и звуки, которое вдруг поплыло в волнах райского покоя и цветного сна, где цвета не видятся, но узнаются, назначаются — опытом и восторженной волей. Из круга девчонок, красивых, но на одно лицо, выплывала Ужасная Прелесть в красном галстуке. Красные галстуки всюду, на пионерах и пионерках, на Мистере Но. Однако Шайтан-гора грозит огромным пальцем, а у гор не может быть пальцев, наверное, это просто осколок — то есть скала, похожая на гигантский вытянутый черный кристалл, и вдруг кристалл срывается с горы и катится вниз, прямо на Мальчика…
7. Шайтан-гора
«Шайтан» — одно из первых слов, синонимов опасности, вошедших в речь новых лагерников. На ознакомительной «линейке», указывая строгими пальцами в заснеженную высь, вожатые припомнили трагическую историю, случившуюся года назад на Шайтан-горе с малолетним искателем приключений, чтобы впечатался в сознание мальчиков и девочек категорический запрет на восхождения.
Только профессиональные туристы и альпинисты, а также охотники, которые иногда проходят с рюкзаками сквозь территорию лагеря, имеют право идти в сторону Шайтана, — где-то там, на обратной стороне горы есть отвесные скалы и иные экстремальные достопримечательности, которые не могут быть доступны малолетним обитателям лагеря.
Однако едва узнав о заповедной горе, и увидев, как плывет сверкающий снежный конус над прерывистой ватой облаков, Мальчик засветился желанием побывать на самом пике этой вершины, на ее снежной макушке, пройдя сквозь облака, иначе смысл его пребывания здесь сведется к экзотическому, но все же пустому отдыху. И табу только возбуждало: Мальчик стал надеяться именно на нелегальный, таинственный, и должный быть знаменательным, сакральный поход.
На следующий день после костра — праздничного, как назвал его Прелестный Ужас, и — пьяного, как понимал его мальчик…
— Мне нужна твоя помощь!..
Мистер Но, возникнув сзади Мальчика, сказал это вполголоса, взволнованно и заговорщицки, когда Мальчик направлялся в палатку, — в «тихий час» после обеда.
В руках вожатого транзисторный приемник, который он и дело подносил то к одному, то к другому своему уху.
— Садятся батарейки…
Разве не выполнишь просьбу взрослого, симпатичного, доверяющего тебе человека?
— А что я должен сделать?
Мистер Но только мудро улыбнулся и, потрепав Мальчика по голове, обронил: «Пока секрет…»
Когда они уже вышли в путь, тайком, чтобы их не увидели, — лагерь утих в полуденном сне, — Мистер Но пояснил цель похода:
— Нужно… зарядить один капкан… Это недалеко, на том скалистом отростке, напротив Шайтан-горы.
— Шайтан-горы?! — восторженно, торопливо, проглотив все слова неабсолютно относящиеся к его заветной мечте, переспросил Мальчик. — А на кого капкан?
Вожатый шутливо свел брови к переносице и проговорил, таинственно понизив голос:
— На уникальную добычу. — И засмеялся, показалось, счастливо, запрокинув голову, и махнул вверх рукой: — Там! увидишь!
Перешли сай — перепрыгивая с камня на камень, — не очень далеко от лагеря. Присели перед дорогой, которая, по словам Мистера Но, недолга, но ответственна. Мистер Но закурил и, подбросив на ладони зажигалку, неожиданно протянул ее мальчику:
— Подарок, в честь близкого знакомства! Дашь огоньку, когда попрошу. Хорошо? — и опять, как в прошлый раз, потрепал Мальчика по кудрявой голове: — Аполлон! Щеки у тебя шелковые.
Мальчику стало неудобно. Он считал, что шелковые щеки украшают девчонок и дам, — а мужчин украшают шрамы. Он покрутил в руках никелированную штучку, забыв поблагодарить за бесценный подарок, — так было не по себе, не от дорого подарка, а от «девчачьей» похвалы.