Эта неопровержимая вера в справедливость своего дела и отказ признать то, что это дело превратилось в исторический анахронизм, стали источниками силы для Карлоса после его ареста. Его выступление на суде по обвинению в убийствах, совершенных на улице Тулье, продемонстрировало его неспособность признавать поражения. Непреклонно и дерзко он вел войну на истощение с французским правосудием, которая вынудила судью назначить новых защитников и увеличить срок рассмотрения дела, что посеяло у присяжных сомнения в вескости выдвинутых обвинений. Карлосу удалось бы добиться гораздо большего, если бы он ограничился жалобами на незаконное похищение и на то, что сфабрикованное против него дело является насмешкой над правосудием. Проведенное расследование страдало массой недостатков, и Карлос не раз проявил себя достойным противником ополчившихся на него светил юриспруденции. Однако Карлос переиграл, признавшись в том, что ему кое-что известно об убийствах на улице Тулье. Не стоило ему и произносить бесконечные монологи о собственном боевом вкладе в борьбу за освобождение Палестины и в победу мировой революции.
“Многие предпочли бы видеть Карлоса мертвым”, — заметил министр внутренних дел Франции Шарль Паскуа, заполучив его в свои руки. К тому же очевидно, что все хозяева, которым Карлос служил верой и правдой и чьи имена перечислены в материалах Штази и других секретных служб стран советского блока, продолжат свое безмятежное существование. Лишь румыны провели расследование связей своих бывших коммунистических лидеров с Карлосом. И несмотря на репутацию судьи Брюгьера как бесстрашного ниспровергателя всех дипломатических условностей, ливийским, сирийским и другим арабским патронам, пользовавшимся услугами Карлоса, по-прежнему удается избегать юридических преследований. Во время своего визита в Триполи, в связи с расследованием взрыва французского самолета DC10, Брюгьер допросил множество офицеров ливийской секретной службы, но, по его собственному признанию, не задал им ни одного вопроса о Карлосе. В результате обвинение по этому делу было выдвинуто против шести ливийцев, включая шурина полковника Каддафи.
Судья пытался довести до конца расследование дела о нападении на редакцию журнала “Аль Ватан аль Араби” в 1982 году. Однако никаких действий против руководителей сирийской разведки, одним из которых был родной брат президента аль-Асада, так и не было предпринято. Сам Карлос не скрывал своей роли исполнителя, о чем он открыто заявил на одном из судебных слушаний. С поразительной откровенностью он назвал себя “старшим офицером сирийской секретной службы”.{461} Однако Франция не хотела портить отношения с Сирией. Президент Ширак, стремившийся обеспечить Франции место в ближневосточном конфликте и считавший, по примеру генерала де Голля, что без него она не сможет соперничать с супердержавами, всячески приветствовал появление президента аль-Асада за столом арабо-израильских переговоров. Вашингтон тоже поддерживал весьма теплые отношения с Сирией, несмотря на сообщения разведки о том, что она служит убежищем для десятков тысяч палестинских, турецких и ливанских боевиков, а исламские фундаменталисты проходят обучение в долине Бекаа.
Немецкое правосудие, имевшее в своем распоряжении материалы Штази, попыталось обратить их против Дамаска, но потерпело неудачу. По просьбе Берлина в августе 1994 года, вскоре после выдачи Карлоса, в Вене был арестован Файзаль Саммак, занимавший пост сирийского посла в Восточном Берлине с 1981 по 1989 год, который позволил Вайн-риху хранить оружие и взрывчатку в своем посольстве. Однако не прошло и пяти недель, как он был выпущен на свободу. Сирийский президент аль-Асад позвонил австрийскому президенту Томасу Клестилу, чтобы походатайствовать за бывшего посла, оказавшегося родственником главы сирийского государства. Саммак, в то время уже возглавлявший сирийскую табачную промышленность, был объявлен честным дипломатом (внезапное повышение, учитывая, что он въехал в Австрию в качестве туриста), которому таким образом обеспечивался иммунитет.