— Ну? — сглатывает рядом Чача. — У кого есть опыт общения с пушистиками?
Здоровая сторожевая псина рычит и скалится, стреляя в нас разъярённым взглядом.
— Я обратно, — выдыхает Костян, карабкаясь вверх по решётке.
— Сюда!!! Они здесь!!! — Патрульные хоть и жирные, но шустрые оказались. Луч света скользит по физиономии Чачи, который смотрит на меня, как на долбаный спасательный круг в океане дерьма, и я делаю первое, что приходит на ум. А первое — не всегда хорошее.
Хватаю Костяна за ремень джинсов и сдёргиваю с забора на асфальт. Следом подхватываю мусорный бак и вместе с вонючим содержимым запускаю в псину.
— Живей!!! Шевелитесь, блин! — кричу, несясь к одной из старых деревянных халуп. — Наверх!
— И что? — Оскар бежит рядом. — На крыше нас только собака не достанет!
— Лезь!!! — ору Чаче, упираю ладони в колени и становлюсь для него трамплином. Рядом Оскар и Костян проделывают тоже самое.
Ложимся спинами на ещё тёплую крышу и пытаемся дышать тише.
— Заткнись, Оскар, — рычит Чача. — Харэ ржать!
— Заткнитесь оба, — голос Костяна «виляет» от количества выпитого, и я слышу в нём нотки порывов к рвоте.
— Терпи, — смех начинает душить и меня. — Потом проблюёшься.
— Не могу… не могу. Блин, ща блевану!
— Терпи, Костян! — кусаю щёку изнутри, чтобы не рассмеяться в голос. — Как тебе? Круто было? Идея себя оправдала? Поспорить он решил!
— Так не было ведь ничего. Не успели лобовуху расхерячить.
— Ну да. Тогда почему мы убегали? — Чача с трудом переводит дыхание.
— Да хрен его знает, — посмеиваясь, отвечает Оскар. — Получается, Костян проспорил. Тачка-то цела осталась!
— Костян просто бухнул лишнего, вот и морозить начал, — оправдываю друга.
— Да! Но получается, что мы ничего не сделали, — Чача пытается говорить разумно, но я слышу, что и ему до припадочного смеха не долго осталось. — Эй, Макс, мы ведь не сделали ничего?
— Абсолютно ничего, Чача, — отвечаю приглушённо. Переворачиваюсь на живот и смотрю в направлении забора и псины, которая, не затыкаясь, лает и колотит цепью по будке.
— Тихо вроде, — говорю, присматриваясь.
— Думаешь, свалили? — Оскар переворачивается на живот следом.
— Тише, — прислушиваюсь.
— Блин, пацаны…
— Терпи, Костик!
— Не могу… Блиииин, не могууу…
Звуки блевотни эхом пролетают по старой базе, а следом, откуда-то снизу звучит отборная матерщина представителя закона обтекающего бывшим содержимым желудка Костика, и мне в лицо ударяет луч света от фонаря.
— Твою мать…
— Валим! Валим!!! — прыгаю с гаражей прямо на ментов, сбиваю с ног обоих и рву когти к забору.
— Не трогай их, придурок! — слышится за спиной голос Чачи, который пытается тащить за собой походу съехавшего с катушек Оскара, который не поленился съездить одному из ментов по морде, прежде чем сделать ноги.
Переваливаюсь через забор, теряю равновесие и ударяюсь лопатками об асфальт. Костика штормит из стороны в сторону, но он первым протягивает мне руку, помогая встать на ноги.
— Давай, чувак. Гоним отсюда, — хлопаю его по спине, вращаю головой по сторонам, ищу пацанов.
— Стоять!!!
— Говнюки! Шеи поскручиваю, как доберусь до вас! Выродки мелкие!
Вижу, как Оскар показывает ментам средний палец и, давясь смехом, мчится по улице с курортными застройками к тёмному проулку, а Чача тащится за ним. Разворачиваю Костика и толкаю следом за пацанами.
— Надо разделиться, — впопыхах кричит Оскар.
— Согласен! — отвечаю, оборачиваясь. — Вы направо. Мы с Костяном налево.
— Лады.
— Окей, — кивает Оскар и хлопает Костика по плечу. — До созвона, бро.
— Покеда, — давится рвотой Костик.
— Костян, давай, ещё немного поднажми, — помогаю ему брести по тесному переулку между старыми блочными домами.
— Блин, Макс… вот это я нажрался, — как ишак посмеивается тот. — Дружбанчик мой. Дай я тебя чмокну.
— Фу, отвали, блин! Фууу, Костян!
— Так люблю тебя… дружбанчик.
— Да-да, знаю, — похлопываю по спине.
— СТОЯТЬ!!!
— Да чтоб вас… — щурясь от света ментовского фонарика, толкаю Костика, кричу, чтобы убирался немедленно, потому что ему от предков больше влетит, чем мне и, раскинув руки, с криком индейца во время охоты мчусь к жирбасам в форме.
Удар дубинкой по рёбрам сгибает вдвое. Руки заламывают и в придачу бьют по хребту, так что изо рта вырывается стон: то ли от жгучей боли, то ли от неожиданности.