— Освальда? Это твой воспитанник?
— Да. Чума, каких мало.
— Чума! Совсем забыл! Я ведь опоздаю на ленч к тёте Агате. Прости, старина, мне пора.
После истории с пропажей жемчужного ожерелья я не видел тётю Агату, и хотя мне не улыбалось с ней общаться, в одном отношении я был спокоен, так как не сомневался, что у неё не хватит духу завести разговор о моей женитьбе. Я имею в виду, если женщина опростоволосилась, как тётя Агата в Ровиле, вполне естественно предположить, что она из элементарного чувства стыда укоротит свой язычок по меньшей мере на несколько месяцев.
Но я никогда не пойму женщин. Я хочу сказать, их бесстыдства. Вы можете мне не поверить, но она взялась за старое, не успели подать рыбу. Даю вам честное слово, рыбу ещё не успели подать. Мы перекинулись парой слов о погоде, и она уселась на своего любимого конька, даже не покраснев.
— Берти, я всё время думаю о том, что тебе просто необходимо жениться. Я безоговорочно признаю, что заблуждалась в отношении этой ужасной, лицемерной девицы в Ровиле, но сейчас ошибиться невозможно. Я нашла для тебя именно такую жену, которая тебе нужна, девушку, с которой я познакомилась по счастливой случайности. Можешь не сомневаться, она из прекрасной семьи и вне подозрений. К тому же она очень богата, хотя в твоём случае это не имеет значения. Самое главное, что девушка необычайно разумна, физически здорова, самостоятельна и прекрасно уравновесит твои недостатки, включая слабость твоего характера. Вы с ней уже знакомы, и хотя многое в тебе ей не нравится, она не может сказать, что ты ей неприятен. Я разговаривала с ней о тебе — естественно, со всей осторожностью — и уверена, что если ты начнёшь ухаживать…
— Кто она? — Я должен был задать этот вопрос раньше, но когда она начала высказываться, я от неожиданности подавился куском булки и только сейчас успел отдышаться. — Кто она?
— Дочь сэра Родерика Глоссопа, Гонория.
— Нет, нет! — вскричал я, бледнея, хотя несколько секунд назад лицо моё было багровым от удушья.
— Не глупи, Берти. Лучшей жены тебе не найти.
— Да, но послушай…
— Она вылепит из тебя человека.
— Я не хочу, чтобы меня лепили.
Тётя Агата бросила на меня взгляд, и я снова почувствовал себя маленьким мальчиком, который полез в шкаф за вареньем.
— Берти! Я надеюсь, ты не собираешься меня ослушаться?
— Да, но я хочу сказать…
— Леди Глоссоп была так добра, что пригласила тебя погостить в Диттеридж-холле. Я сказала, что ты с радостью принимаешь приглашение и будешь там завтра утром.
— Прости, но на завтра у меня назначена очень важная встреча.
— С кем?
— Э-э-э… гм-м-м…
— Ничего у тебя не назначено. А если назначено, отменишь. Я буду крайне недовольна, Берти, если завтра ты не поедешь в Диттеридж-холл.
— Ох, ну хорошо! — сдался я.
Не прошло и нескольких минут после того, как я вышел от тёти Агаты, как боевой дух Вустеров полностью ко мне вернулся. Несмотря на то, что надо мной возникла вполне реальная угроза, я чувствовал себя, как бы это сказать, в приподнятом настроении. Меня припёрли к стенке; и чем сильнее приперли, думал я, тем шикарнее будет, когда я посажу Дживза в лужу, доказав, что сумел выкрутиться из полной безнадюги без его помощи. В другой ситуации я, конечно, посоветовался бы с ним и предоставил бы ему как-то уладить это дело, не сомневаясь, что всё будет в порядке; но после того, что он сказал обо мне на кухне, я скорее откусил бы себе язык, чем унизился бы перед ним. Поэтому, вернувшись домой, я обратился к малому с лёгкой небрежностью в голосе.
— Дживз, — сказал я, — у меня небольшие неприятности.
— Мне очень жаль, сэр.
— Да, я попал в переделку. По правде говоря, я стою на краю пропасти и меня ждёт ужасная участь.
— Если я могу быть вам полезен, сэр…
— О, нет. Нет, Дживз. Большое спасибо, но нет. Нет, не беспокойся. Я справлюсь.
— Слушаюсь, сэр.
Вот такие пироги. Должен признаться, я не отказался бы, если б Дживз проявил больше любопытства, но Дживз — он такой. Скрывает свои чувства, понимаете, что я имею в виду?
Когда на следующий день я прибыл в Диттеридж, Гонории там не было. Её мать сообщила мне, что она гостит у своих знакомых, Брейтуэйтов, и приедет только завтра вместе с их дочерью. Далее миссис Глоссоп сказала, что Освальд гуляет в парке, и по её тону было ясно, что парк должен этим гордиться, а я обязан немедленно пойти и познакомиться с её отпрыском, радуясь оказанной мне чести.
Кстати, парк в Диттеридж-холле был ничего себе. Несколько бульваров, лужайка, на которой рос кедр, декоративный кустарник и даже небольшое озеро с каменным мостом. Как только я обошёл кустарник, я увидел Бинго, курившего сигарету, и мальчишку, сидевшего на парапете моста с удочкой в руках, видимо, того самого чумного Освальда.
Заметив меня, Бинго удивился, обрадовался и тут же познакомил со своим воспитанником. Если тот изумился или обрадовался, он скрыл это как истинный дипломат. Бросив на меня взгляд и подняв брови, он отвернулся и продолжал удить рыбу. Освальд был одним из тех высокомерных подростков, которые всем своим видом дают тебе понять, что, во-первых, ты ходил не в ту школу, а во-вторых — плохо одеваешься.
— Познакомься с Освальдом, — сказал Бинго.
— Очень приятно, — вежливо произнёс я. — Как дела, Освальд?
— Нормально.
— Тебе удобно сидеть?
— Нормально.
— Хорошо клюёт?
— Нормально.
Малыш Бинго отвёл меня в сторону, чтобы поговорить с глазу на глаз.
— Какой Освальд разговорчивый, — сказал я. — У тебя никогда не болит голова от его болтовни?
Бинго вздохнул.
— Это тяжкий труд, Берти.
— Что именно?
— Любить Освальда.
— Разве ты его любишь? — с удивлением спросил я. Лично мне казалось, что это невозможно.
— Я пытаюсь, — признался малыш Бинго, — ради Неё. Она возвращается завтра, Берти.
— Знаю.
— Она возвращается, моя любовь, моя единственная…
— Точно, — перебил его я. — Кстати, об Освальде. В твои обязанности входит проводить с ним весь день? Как ты выдерживаешь?
— О, он не причиняет мне особых хлопот. Когда мы не занимаемся, он торчит на мосту и ловит уклеек.
— Почему бы тебе не спихнуть его в воду?
— Спихнуть?
— По-моему, эта мысль напрашивается сама собой, — сказал я, с неприязнью глядя на спину подростка. — Может, он тогда хоть немного расшевелится и начнёт интересоваться жизнью.
Бинго покачал головой, как мне показалось, с сожалением.
— Заманчивая мысль, — согласился он, — но боюсь, ничего не выйдет. Видишь ли, Она никогда мне этого не простит. Она обожает своего брата.
— Великий боже! — вскричал я. — Эврика!
Не знаю, бывает ли у вас такое чувство, когда в голову вам приходит шикарная мысль, — будто мурашки побежали от мягкого воротничка, какие сейчас носят, до пяток в кожаных штиблетах? Я думаю, Дживз постоянно испытывает подобные ощущения, но меня они посещают крайне редко. Сейчас же всё вокруг, казалось, громко крикнуло: «Ты попал в яблочко!», и я схватил малыша Бинго за руку с такой силой, что физиономия бедолаги перекосилась от боли и он спросил, какая муха меня укусила.
— Бинго, — сказал я, — как поступил бы Дживз?
— В каком смысле как поступил бы Дживз?
— В прямом смысле. Что посоветовал бы Дживз в данном случае? Я имею в виду, ты ведь хочешь произвести впечатление на Гонорию Глоссоп и всё такое? Ну так вот, можешь не сомневаться, старичок, Дживз засадил бы тебя вон в те кусты, предложил бы мне как-нибудь заманить Гонорию на мост, а затем в назначенную минуту велел бы подпихнуть Освальда под одно место, чтобы он полетел в воду, а ты нырнул бы и спас его от смерти. Ну, как тебе?
— Ты ведь не сам это придумал, Берти? — внезапно охрипшим голосом спросил Бинго.
— Конечно, сам. Дживз не единственный малый, у которого варит голова.